Земля после нас: Что расскажут камни о наследии человека?

На этом уровне интерпретации, когда дело дойдет до установления внутренней сущности людей, космические пришельцы могут зайти в тупик. Навряд ли появится некий Розеттский камень, который даст инопланетянам ключ к разгадке. Элементарные понятия об устройстве, уровне технологической продвинутости и мобильности — да. Но трудно представить, чтобы обычные методы геологии и тафономии сумели охватить все, что можно было бы назвать воплощением сущности человечества. Разве можно, не зная, до какой степени у людей был развит слух, догадаться о существовании такого явления, как музыка, — гармоничных звуков, создаваемых для удовольствия и вызывающих эмоции более сложные, чем удовольствие? Еще меньше шансов получить представление о творениях Моцарта и Шуберта (или Эллингтона и Армстронга): да, они бессмертны, но бессмертны только до тех пор, пока их способны услышать человеческие уши. Музыке не суждено долгое окаменение; даже если где-нибудь среди городских руин и останутся окаменевшие фрагменты пластинки или компакт-диска, даже самый тщательный научный анализ навряд ли выявит записанные на них мелодии. Вероятно, уцелевшие и переданные через миллионы лет фрагменты письменного языка, увы, тоже будут фрагментарными; и каковы тогда шансы наших исследователей рассмотреть хотя бы возможность существования Гёте или Шекспира? Или же, анализируя вырезанные в камне или выгравированные изображения человека, понять устремления, которые двигали Микеланджело или Роденом и заставляли ребенка лепить фигурки из глины? Или, наблюдая за поведением земных животных в процессе ухаживания и спаривания, догадаться о различных проявлениях человеческой любви (и ненависти), от Данте до Байрона и Гершвина, или многообразных узах, которые связывают друзей, семьи, коллег?

Анализируя нужды и побуждения инопланетной цивилизации, от которой сохранились лишь окаменелые остатки, можно ли самостоятельно интерпретировать, скажем, масштаб и сложность потребности человека (уже имеющего еду и кров) в стимулировании, удовольствии, развлечениях, вдохновении? Ибо сегодня эта потребность подстегивает, возможно, крупнейшую индустрию на планете — индустрию развлечений: зрелищный спорт и массовый туризм, Голливуд и Болливуд, телевидение и беллетристику, поэзию, компьютерные игры, оперные театры. Всплывет ли этот аспект в ходе анализа качеств человечества? Во фриволихниях недостатка не будет, но, интерпретируя их, будущие исследователи, скорее всего, попадут пальцем в небо; надо полагать, потребуется межгалактический исследователь вроде гедониста Зафода, персонажа научно-фантастических романов Дугласа Адамса, чтобы распознать их истинную суть. Стадион предназначается для спорта, а не для общественных обсуждений и принятия решений. Арена для боя быков — это фриволихния (для некоторых), а не фодинихния. Люди — странные существа, только вот странность не подвержена окаменению.

Есть и оборотная сторона монеты: люди ищут смысл за пределами своей короткой жизни. Многие надеются и верят в некий божественный умысел, стоящий за Вселенной; религии возникли практически во всех человеческих обществах. Но уцелевшие фрагменты мечети и церкви в городском слое вкупе с остатками школы, досугового центра и фабрики, безусловно, будут классифицированы как более крупные, сложные сооружения неясного назначения.

Несмотря на это, по мере накопления данных ключ к пониманию как конструктивных, так и деструктивных побуждений людей непременно появится. Во всяком случае, в отложениях должна запечатлеться хоть какая-то часть внутренних противоречий человечества. Доказательства повсеместно распространенного ухода за долгожителями (скажем, залеченные переломы костей или тщательно восстановленные зубы) будут резко контрастировать с признаками насилия, после того как будет обнаружено первое массовое захоронение костяков и незалеченные раны и порезы на грудине и черепе опровергнут версию о природном катаклизме.

Будут ли осознаны масштабы ископаемых следов убийства, киллихний, и появится ли гипотеза об их поистине массовом производстве? Неизвестно, придет ли понимание того, что значительная часть ресурсов этой цивилизации была направлена на создание машин, которые протыкают, кромсают или зажаривают других людей. Опять же в зависимости от чувствительности наших будущих исследователей, подобное производство может быть истолковано в любом ключе: и как проявление обычной конкуренции, и как ужасающее варварство.