Земля последней надежды. Свиток 1. Дети конопатого бога

– Оставь, наставник, – бросил он холодно. Этого достало, чтобы середович (воспитатель Эрика?) смолк, только чуть сконфуженно глянул на невесту воспитанника. Конунг же не сказал больше ничего, только проехал мимо, не глядя даже на то, как воспитатель разворачивает коня, чтобы нагнать своего воспитанника.

За воротами совсем рядом с бревенчатой стеной стояла покосившаяся повозка, та самая, в которой везли от берега приданое Гориславы. Валялось рядом с ней отломанное колесо, скалились облезлыми прутьями дуги с клочьями кожаного полога, провисла переломленная слега.

Эта повозка вдруг показалась Гориславе дурным предзнаменованием. Мгновенно встало перед глазами то, что тут было вчера – словно въяве: вот растрёпанный бурей поезд врывается в ворота, отлетает колесо, повозка валится набок, на неё налетают другие. Обезумевшие кони бьются в грязи среди обломков дерева, с визгом валятся в эту же кашу и сенные девушки княжны, кровь мешается с грязью. И – прямо в глаза! – распяленный в истошном крике рот Велиши, её окровавленное лицо и безумно вытаращенные глаза.

Княжна содрогнулась, закусила губу, чтобы унять слёзы. От утренней радости не осталось и следа. Боги, почему отец отдал её сюда, в заморскую сторону?! Отдал бы лучше сюда Витошку, она любит всё новое…

Но и тебе бы покоя не было, – тут возразила она сама себе. Пришлось бы тогда за вятицкого князя Ходимира идти.

Горислава жадно впилась глазами в непросохшую ещё землю вокруг телеги, отыскивая на траве и в грязи следы крови, но ничего не находила. Она порывисто оборотилась к догнавшему их уже воспитателю Эрика, но ничего спросить не успела – он, мгновенно всё поняв, поспешил заверить:

– Да живы все, живы! Ты уж прости, государыня, что тут на дороге бросили. Да только ведь тут невестимо что творилось ночью-то, мало дома не снесло ветром.

Жених и невеста быстро переглянулись – обоим мгновенно вспомнилось, как ветер содрал земляную толщу с кровли лесного дома. Чей это был дом – они не знали и посейчас. Где были во время бури хозяева – этого они не знали тоже.

Неласково встречает тебе Свитьод, невестушка, – холодная и ядовитая мысль на миг заставила Гориславу нахмуриться. И тут же услышала крик:

– Государыня!

Велиша!

Ближайшая подружка княжны бежала к ней со стороны самого большого дома, вытянувшегося на полсотни сажен словно невысокий длинный холм, и о том, что это именно дом, можно было догадаться только потому, что в узком его склоне видна была широкая дверь, украшенная богатой резьбой. Велиша бежала, спотыкаясь, чёрная, в сине-белую клетку понёва сбилась набок, почёлок сполз, стыдно опростоволосив голову, но Велиша не обращала на это внимания. Любимая госпожа нашлась, и теперь ей не страшно никакое бесчестье. Да и есть ли бесчестье большее, чем не уберечь госпожу и подругу накануне свадьбы и вызвать тем гнев двух отцов сразу – князя Всеслава Брячиславича, отца Гориславы, и великого полоцкого тысяцкого Бронибора Гюрятича, отца самой Велиши.

Горислава соскользнула с седла (руки Эрика, задержав её на мгновение, тут же её выпустили), и две девушки обнялись под взглядами мало не всей дружины будущего конунга.

А и сколько её, той дружины-то?

Через несколько мгновений, когда схлынули первые слёзы и ахи, Горислава и Велиша, выпустили, наконец, друг друга, и княжна заметила стоящих у крыльца остальных своих сенных девушек. Они глядели на неё во все глаза. На неё – и на Эрика. Глядели понимающе и дерзко-любопытно. Княжна на мгновение покраснела, а потом вдруг ответила им прямым и дерзким взглядом – шепчитесь, мол, если хотите. Да только с кем им шептаться-то? Только друг с другом.

Двор будущего конунга свеев стоял в самой середине Уппсалы – никаких улиц здесь, в отличие от Полоцка, Витебска либо Менска не было. К воротам конунгова двора вела неширокая дорога, выложенная плоскими камнями – уж чего-чего, а камней в земле фиордов хватало. Даже и забора вокруг двора конунга не было – была выложенная камнями же ограда. Невысокая ограда – собака перескочит, а корова так и перешагнёт. Да и не для того она была, чтобы высотой стращать – обозначить межу земли и ладно.

Посреди конунгова двора высился густо заросший травой длинный холм, выложенный по низу крупными камнями, – это и был тот самый длинный дом, от которого и бежала к княжне Велиша. Из какого-то отверстия в склоне вился дым, и сладко пахло печевом. Запах был не совсем такой, как дома, в Полоцке, оно и понятно – и печево здесь другое, и мука иная.

Впрочем, Велиша почти сразу же потянула её в сторону, к другому такому же дому-холму, только намного меньше. Видно было, что наперсница уже разобралась, где тут что (ну вестимо, она здесь со вчера!), и на ходу щебетала:

– Тот дом, который большой – он дружинный, там сам князь с дружиной живёт, а для нас, для жён и девушек – вот этот.