Земля последней надежды. Свиток 1. Дети конопатого бога

Дверь в дом была тяжёлой, прочно сбитой из толстых плах, пробитых деревянными заклёпками – такая же точно, как и дома, в Полоцке. Впрочем, по летнему времени она была открыта, и оценить, столь же ли она тяжела, как и в отцовом терему, Гориславе не пришлось. Чуть пригнувшись (дверь, ко всему, была ещё и такой же невысокой, как в Полоцке), Велиша нырнула внутрь, и княжна неволей сделал то же самое. Прошла в жило (сеней у свейских домов не было), распрямилась, оглядываясь.

Стены внутри были рублеными, но не в связь, не в чашку или лапу, как у словен и кривичей – брёвна были вкопаны в землю торчком, плотно друг к другу, из пазов торчал мох. Тяжёлые стропила опирались на стены и резные столбы. Наверное, когда-то и мои предки строили так же, – подумала Горислава, с любопытством оглядываясь. Вдоль стен тянулись широкие лавки. В углу высился ткацкий стан, около него сновали две девушки – должно быть, рабыни, раз не вышли встречать конунга, поглазеть на него. Посреди дома тянуло дымом от очага – дым подымался вверх, под самую кровлю и выходил в прорубленное волоковое окно (совсем как у нас, – опять подумала Горислава). Сразу за очагом в стене была прорезана ещё одна дверь – видимо, там был чей-то отдельный покой. Подумав несколько мгновений, княжна решила, что там должно быть, ночью спит хозяйка дома, мать конунга.

Внутри было полутемно, хотя на стенах там и сям горели жагры. Дым от них тоже вытягивался в волоковое оконце. Солнце било в отворённую дверь, падало на пол косым ярким полотнищем, в солнечном свете густо плясали еле видимые пылинки.

– Я сегодня вот тут спала, – Велиша подтащила княжну к широкой лавке. – Место рядом свободно, Дагфинн-годи сказал, что здесь будешь ты спать, пока свадьбу с князем не сыграете.

– А потом? – Горислава всё ещё разглядывала столбы, украшенные причудливой резьбой – вот Змей, вот птичьи крылья, вон какая-то зубастая пасть из переплетения тел и крыльев высунулась. Мастера резать по дереву люди земли фиордов.

– А потом – с князем в дружинном доме, там у него особый покой, как вот здесь, для госпожи, – кивнула Велиша на прорезанную в дальней стене за очагом дверь. Значит, Горислава угадала правильно.

– А женатые вои из дружины где живут?

– А мало ль домов вокруг, – махнула рукой Велиша. И впрямь, видела ж ты, Горислава, что немало домов вокруг конунгова двора разбросано, и больших, и малых.

Ладно.

Горислава шагнула ближе к лавке и вдруг поняла, что это не только лавка – это укладка. Глянула на Велишу, та в ответ только кивнула, и княжна рывком подняла лежак – крышку укладки. Внутри уже была ровненькими стопками сложена одежда Гориславы – девушки постарались. Княжна благодарно глянула на зацветшую от удовольствия Велишу, рассмеялась и потянула из укладки вышитую рубаху бледно-зелёного греческого шёлка.

На пиру следовало показаться самой красивой.

Дружинный дом мало отличался от женского, только был намного больше, а значит – просторнее. И столбы, подпирающие кровлю, стояли не в один ряд, а в два. И резьба на столбах была немного иной, не такой как в женском доме.

Горислава покосилась влево, на стоящий прямо рядом с ней столб – толстенный, мало не в охват рук дуб. Умелые руки выгладили его топором, стесав лишнее, превратили круглое бревно в четырёхгранный столб – видимо, так было надо, так задумал когда-то мастер. И все четыре грани покрывала искусная резьба, сделанная когда-то давно – не тогда ль, когда по указанию первых Инглингов была построена сама Уппсала? Глядя на потемнелое от древности дерево, на замшелые и позеленелые камни в стенах, поверить в такое было очень легко.

Словене и кривичи тоже были великие мастера работать по дереву, резать и выводить искусный узор на досках и гладко вытесанных брёвнах. Здешний узор был и похож, и не похож – хитро переплетались змеиные хвосты, из ломаных и гнутых линий выглядывали то птичьи клювы, то ощерённые звериные морды, мелькали – то пернатые, то перепончато-кожистые, как у нетопырей. Когда-то пропитанные маслом, эти узоры, должно быть, светились янтарным цветом, но сейчас потемнели от времени. На самом верху резьбу венчала бородатая человеческая голова в шеломе, неожиданно одноглазая. Должно быть, это есть верховный бог свеев, про которого по пути часто рассказывал Дагфинн-годи. Один-Всеотец, – вспомнила она имя, – повелитель мудрости.

С другой стороны столба у стола сидел брат, Борис. Он поймал взгляд Гориславы и подмигнул – не робей, мол, сестрёнка, всё будет как надо – и чуть приподнял наполненную пивом чашу зелёного мутноватого стекла. Пить Борис старался понемногу – его назавтра ждала дальняя дорога. Отец не велел задерживаться в Свеарике надолго, дома, в кривской земле тоже назревала война, и Борис был нужен Всеславу Брячиславичу дома.