Земля последней надежды. Свиток 1. Дети конопатого бога

Горислава ухватилась за протянутую в прорезь лаза руку Бориса, и брат рывком вытянул её на верх стены. Княжна (Горислава по-прежнему про себя называла себя княжной, чтобы не сглазить неосторожным словом избрание Эрика) выпрямилась, поправляя встрёпанные ветром волосы под наголовным покрывалом, и глянула по сторонам.

Да, городом Уппсала не была, конечно.

В кольце вала прорезанного в двух местах воротами, расположилось вразброс, без улиц, два десятка крупных подворий, вроде Конунгова двора, на котором и жила Горислава. Крупная усадьба, но не город. Место, где живёт конунг. Горислава уже слышала, что таков же и Нидарос в урманской земле, да Роскильде у данов не намного больше, хотя его-то уже можно бы и назвать настоящим городом. Подымались посреди дворов поросшие травой кровли длинных домов, а под свесами кровли тут и там виднелись то потемнелые от старости и сырости брёвна, то громоздкая обомшелая каменная кладка, как в Конунговом доме. Небедно жили в Уппсале – и с торговли, и с набегов. Впрочем, в набеги в северных землях теперь почти никто не ходил, прошли времена.

С восхода, с моря, тянуло сыростью, ветром и гниющими водорослями – особенный запах моря. За жёлтыми штрандами ветер гнал к берегу длинные волны с белыми полосами пены, пенные барашки жадно лизали прибрежные камни; морская ширь отливала тёмно-синим, где-то в непредставимой дали сливаясь с небом, в котором, невзирая на ветер, густо висели неподвижные громады облаков. Оттуда, из этой дали, сюда, на поросшую лесом плоскую землю у подножия огромных гор набегала с моря хищная корсь, чудь и варяги. Гремел над берегом ревущий клич: «Перкооонс!» или «Свентовииит!», и в ужасе хватая детей и рухлядь поценнее, мчались женщины к ближнему лесу и горам, а мужчины, хватая оружие, бежали кто к кораблям, а кто, не имея корабля, – к штрандам, на которые стремительно накатывались острыми носами лодьи находников, и прыгали во вспененную и замутнённую воду длинноусые разбойники с мечами и секирами. И уже отворялась первая кровь под мечевым лёзом.

Видимо, вот так и было, когда зародилась жизнь Дагфинна-годи, который тоже был «подарком» вендского набега. Что было с его матерью? Не смогла ли она уйти из посёлка и попыталась спрятаться в усадьбе; ждала ли своего суженого, который бросился с мечом, едва успев вздеть броню, на берег и в то время, пока она его ждала, уже лежал зарубленный, и в его открытый рот текла морская вода, смешанная с поднятым со дна вёслами и лодейными носами песком; бежала ли к лесу, да подвернулась нога на камне либо на кочке… а только вот случилось, и больно ухватила за волосы сильная жилистая рука, испачканная кровью (может быть и кровью её жениха испачканная!), рванула, запрокидывая назад враз обессиленное тело, с треском разрывая хангерок и рубаху разом, так что брызнули в густую траву изузоренные серебряные застёжки, даренные любимой рукой, и навалилось тяжёлое, чужое, пахнущее пивом, кровью и корабельной сыростью тело.

Горислава настолько живо себе это представила, что содрогнулась и поспешила подумать об ином.

Оттуда же, из той же дали приплыла сюда она, Горислава Всеславна. Где-то там, совсем рядом с теми же чудью да корсью, только выше по Двине – родной Полоцк, там сейчас отец готовит войну с Новгородом и Плесковом, войну с Ярославичами. Туда скоро воротится и Борис.

Горислава смахнула непрошено навернувшуюся слезинку и отворотилась от моря. Плачь не плачь, возврата нет – теперь ей судьба жить здесь, в свейской земле, быть женой ко… Эрика (вновь остереглась Горислава назвать мужа конунгом раньше окончания тинга), ведать богатым хозяйством уппсальской усадьбы, пересчитывать рыбу да кожи, ждать мужа из морских набегов… таких же, как тот, что только что почти въяве привиделся ей. Только вот убегать к лесу теперь будет не мать Дагфинна, а какая-нибудь варяжская или доньская девушка, а может, корлязинка, англянка или вальхинка, а догонять её и руки выкручивать ей будет её муж, Эрик…

Горислава опять вздрогнула и отвела глаза. Так уж тут повелось на море Варяжьем, что сегодня один на другого набегом идёт, а назавтра – наоборот, а послезавтра они вместе, сговорясь, – на третьего. И кто кому тут друг, и кто кому ворог – попробуй разберись.

На полночь и на закат высились над лесом серо-зелёными громадами горы. Княжна уже слышала от пронырливой Велиши (которая освоилась в свейской земле гораздо быстрее госпожи, и уже пыталась что-то на свейской молви болтать, и глазки строила хирдманам Эрика и Дагфинна), что горы эти называются Хьёлен – так на северной молви называют становой хребет корабля, кривое бревно-кокору. Слышала и о том, что в этих горах частенько видят троллей, а иной раз и великанов, что где-то там в глубинах этой горной чащи добывают руду, из которой потом варят железо и куют железные жала для стрел и копий, мечевые лёза и топоры.

А в закатной стороне, около самого леса, буро-зелёной пеленой стекающего с гор, шумит многоголовое и многоголосое людское море – тинг.