Земля последней надежды. Свиток 1. Дети конопатого бога

Горислава невольно опять вспомнила родной Полоцк, где ей часто доводилось видеть вече с крыльца княжьего терема – как и на тинг у свеев, на вече женщинам доступа у словен не было. Можно только видеть со стороны.

Точно так же драли горло каждый за свое, точно так же клялись и божились, а иной и раз и на поединок друг друга готовы были вызвать.

Горислава вгляделась, и ей показалось, что она узнает Эрика. Муж стоял на пригорке около самых трёх курганов, что-то кричал, потрясая рукой – Гориславе даже показалось, что она разбирает некоторые слова – имена Одина, Тора и Тюра. Кричал он, вестимо, на северном языке, но имена звучат на всех языках одинаково.

– Слышишь ли что, госпожа Грозовита? – одними губами произнесла Горислава. Свекровь только молча покачала головой.

Скрипнула снизу ступенька лестницы, женщины и Борис оборотились. Княжич слегка побледнел; Горислава почувствовала, что по спине медленно ползет холодок; Грозовита чуть помрачнела.

Крака выбралась из прорези лаза, кряхтя, распрямилась и глянула на стоящих у заборола князей.

– Ждёте? – проскрипел старушечий голос.

Все трое невольно вздрогнули. Крака же только криво ухмыльнулась:

– Не переживайте. Быть Эрику конунгом, никому иному ныне с ним не состязаться. Да только ненадолго вам та радость-то, – старуха говорила на северном наречии, но Горислава почему-то понимала её слова, словно вдруг, странным образом постигла она все хитрости свейской речи, и могла бы теперь не только Краку понять, но и любого свея, дана, урманина ли…

В глазах вдруг замглило, колени ослабли, и чтобы не упасть, Горислава ухватилась за ближайшую палю заборола. Грубо отёсанная листвень под пальцами княжны отозвалась теплом, но тут же помстилась резной шеей дракона на носу боевого корабля-лангскипа, а доски вального настила прикинулись скользкой корабельной палубой. Мгла пошла невидимыми складками и тут же раздёрнулась перед глазами, словно кто-то силой разорвал на-полы тяжёлую браную завесу, открыв пусть свету. В глаза ринуло солнце, холодной волной ударил в лицо солёный сырой ветер, палуба под ногами качнулась, ударили в уши крики чаек, плечи тяжело облегла кольчуга – Горислава сама стояла на носу лангскипа, сама вела его в бой!

А бой шёл в прибрежной полосе, по колено в воде – остервенело рубились мечами, с треском ломались копья, лопались под ударами секир щиты. На невысоком глинисто-песчаном обрыве высилось знамя, трепетало по ветру – багряное полотнище с чёрным вороном в середине и белым крестом с краю. Другое же знамя – такое же багряное с таким же чёрным вороном, но без креста (знамя Эрика!) клонилось к воде – его с трудом удерживал за древко, стоя на одном колене по пояс в воде тонкий невысокий воин, почти мальчишка ещё, и вода рядом с ним была окрашена кровью, видной даже в прибрежной мути. А опричь мальчишки бушевала рубка – наседали почти со всех сторон, и несколько хирдманов с трудом держали вражеские мечи и секиры вдали от своего знаменосца. В следующий миг Горислава узнала в нём своего мужа, и поняла, что ещё несколько мгновений – и он упадёт, повалится знамя на воду, и тогда вражеские мечи досягнут и его самого, распластав тело на куски, и его хирдманов (последних хирдманов! – поняла, холодея, Горислава). Она рванулась, ощущая под руками уже не шею резного чудовища, а тяжёлое ясеневое древко копья… и успела увидеть, как плывёт, колыхаясь на волнах, знамя мужа, окрашенное безобразной кровавой кляксой в самой середине, у ворона под когтями – словно сердце человечье тому ворону на поживу бросили! Два ворона, реявших над берегом, разразились пронзительным карканьем, и тут же мерзкий старушечий хохот, словно скрип сломленной ветром лесины, полоснул по ушам. Горислава вскрикнула и очнулась, провела по лбу горячей ладонью, стирая холодную испарину, дико повела опричь глазами.

Она по-прежнему стояла на верху вала, держась за палю, рядом стояли, тревожно глядя на неё, Грозовита и Борис. Видимо, прошло совсем мало времени, считанные мгновения с тех пор, как они услышали рядом скрипучий голос Краки.

Крака! Где Крака?!

Ведьмы не было. Исчезла, словно и не бывала рядом.

Горислава закусила губу.

– Что это было, сестра? – тормошил её Борис. – Что ты видела?

Грозовита молчала, только неотрывно глядела на невестку, а её лицо заливала мертвенная бледность – она, похоже, тоже видела что-то, только что иное, что-то своё, но тоже что-то такое, что сулило её сыну недолгую, хоть и славную жизнь. Женщины встретились взглядами, мгновенно поняли всё.

И почти тут же над Мурским лугом взлетел торжествующий многоголосый вопль, смешанный со звоном оружия – должно быть, избрание конунга, наконец, состоялось.

Час судьбы пробил, и муж Гориславы, стал наконец, конунгом свеев, а она сама стала дроттинг.

– Где эта ведьма? – Борис оставил, наконец, Гориславу в покое, оборотился, хватаясь за гнутую рукоять ножа. – Я ей башку отрежу и на нос лодьи своей прибью, чтоб нечисть морскую пугала!