Земля последней надежды. Свиток 1. Дети конопатого бога

Народ расступался перед конями Грозовиты, Гориславы, Бориса и Вышана с уважением глядя на жену и мать только что избранного конунга. Летели шёпотки, в которых Горислава то и дело узнавала имена своего отца и Деда Велеса, – видно и здесь, за морем знали про их происхождение. Да и удивительно было бы, если бы было иначе – ведь и сам брак состоялся только потому, что про её отца, Всеслава Брячиславича, небось, уже по всему Волчьему морю слух ходил, что он – потомок Велеса. Высока честь для Эрика.

Горислава уже знала, что святилище зовётся у свеев Двор богов, и что основал его сам светлый ас Ингви-Фрейр, первый конунг свеев в невестимо какие незапамятные времена.

У ворот, прорезанных в частоколе, Грозовита первой остановила коня – внутрь можно было войти только пешим. Горислава тоже натянула поводья; Вышан, успев опередить дроттинг, спешился первым и подхватил поводья, помогая спешиться госпоже.

Грозовита и Горислава об руку прошли во двор, Борис остался снаружи и глядел им вслед вприщур. Вышан тоже остановился за воротами святилища, не желая мешать вождю и его семье.

Посреди двора высилось огромное дерево, очень похожее на дуб (но дубом оно не было – Горислава уже знала от вездесущей Велиши, что дерево это никогда не желтеет и не роняет листву), могучие ветви которого нависали над земляной кровлей огромной хоромины. Золотая цепь, словно пояс, тяжело лежала в траве, густым ковром проросшей на кровле, звенья цепи были величиной в две пяди. У корней дуба тускло синела вода в священном источнике, бугрились под водой могучие камни, где-то в непредставимой тёмно-синей, почти чёрной глубине грудились кости жертв.

От ворот к широким дверям храма вела широкая дорожка, усыпанная песком и выложенная плоскими плитами известняка, так чтобы в самую ненастную погоду можно было подойти к храму, не замочив и не запачкав ног – в храм идут в лучшей одежде, в крашеной и вышитой, из дорогой ткани. И в обуви такой же.

А с обеих сторон вдоль дорожки стояли в ряд несколько больших камней, испещрённых рунами. Горислава вспомнила, что ей рассказывал про такие камни Дагфинн-годи по дороге из Кривской земли – возвращаясь из дальнего похода или совершив какой-нибудь подвиг вождь или известный воин ставил такой камень в каком-нибудь известном или священном месте, и рассказывал рунами о том, что он совершил, какие страны повидал, сколько врагов убил и сколько товарищей потерял в дальних странах.

У самого входа в хоромину высился каменный алтарь, сложенный из громадных угловатых глыб. По обе стороны от алтаря стояли с тяжёлыми копьями наперевес Эрик, нетерпеливо притопывая ногой по камням, и Дагфинн-годи. Они словно чего-то ждали.

Широкие двери храма были отворены настежь, и Горислава покосилась внутрь. Там, в полумраке, виделись высоченные изображения богов – Горислава, напрягая зрение, даже смогла их смутно разглядеть. Посредине высилось изображение могучего одноглазого старца – наверное, это Всеотец Один, поняла дроттинг. По бокам от него ещё два – косматый великан с тяжёлым молотом и стройный могучий муж. И почти тут же Горислава поняла, что на деле она не может их разглядеть – так что же, это сами боги на миг показали ей свой облик?

К алтарю уже вели коня, и двое хирдманов висли на поводьях, удерживая красавца, чтобы не вырвался. Огромный вороной жеребец бил копытами, звонко ржал, словно чуя то, что ждёт его. «У нас принесли бы в жертву быка», – мельком подумала Горислава, не отрывая взгляда от коня, который свирепо косил выпуклым, налитым кровью глазом и бешено раздувал широкие ноздри. Впрочем, что ни город, то и норов, не зря говорится.

Стремительно взлетели копья, острые жала ринулись к гладкой, нервно дрожащей коже, жеребец с ржанием взвился на дыбы, но жадное железо уже вспороло кожу и отворила кровь. Прикрываясь от ударов тяжёлых копыт (может и голову проломить красивый и страшный зверь!), хирдманы изо всех сил старались удержать коня. Впрочем, кровь уже хлестала потоком на подножие алтаря и в стоящую около него большую медную чашу, заполняя её до краёв и щедро впитываясь в землю, текла ручьём к священному источнику, вода замутилась багровыми клубами. Ноги жеребца подломились, он заржал снова, уже жалобно, а не злобно, и тяжело повалился наземь. Шею его захлестнула тугая волосяная петля, и хирдманы, оставляя кровавый след на земле, поволокли ещё бьющееся тело к священной роще. Горислава знала, что его подвесят на толстый могучий сук огромного дуба во славу Одина.

Дагфинн-годи обеими руками протянул Эрику окровавленное сердце коня, а сам подхватил небольшой веник, связанный из ветвей омелы, обмакнул его в медную чашу с кровью и принялся кропить вокруг себя. Эрик глянул на Гориславу, чуть приподнял брови, и она, вмиг поняв мужа, двинулась вместе с ним в глубину хоромины.