Земля последней надежды. Свиток 1. Дети конопатого бога

Полоцкий князь вдруг осознал, что бой, несмотря на то, что показался ему немыслимо долгим, продолжался на деле меньше часа.

Бой ещё шёл, рядом добивали кого-то упрямого, а полоцкий князь уже сорвал с головы шелом, утёр взмокший лоб рукавом.

– Поберёгся бы, княже, – укоризненно бросил воевода Бронибор. Сам полоцкий тысяцкий не то что шелома снять – не подумал даже и стрелку на переносье поднять, пока бой не окончен.

– А! – Всеслав махнул рукой. – Теперь уже не страшно. Мы победили!

Мстислав Изяславич спрыгнул с седла, сорвал и отбросил в сторону насквозь промокшее и безнадёжно испорченное корзно, бешено глянул по сторонам. Но сдержался – зло срывать было не на ком. Сам виноват – без разведки, без сметы ринул в бой очертя голову… А орать на невиновных – такого у молодого новогородского князя не водилось, хоть и был крут норовом – в ступе не утолчёшь.

Рассвет занимался медленно – солнца не было видно из-за заволокших небо туч, только серел и светлел воздух, рассеивая тьму. Дождь перестал, но в воздухе ощутимо висела совсем не летняя сырость – невидимая, но тяжёлая. Рядом катила мутные воды вздувшаяся от дождя Великая.

– Присядь, княже, – гридень Тренята бросил на придорожный камень овчину, невесть как сбережённую сухой.

Вои спешивались, вываживали коней, запалённо поводящих боками. Кто-то, устроясь на чудом отысканном сухом местечке, уже грыз сухарь с вяленым мясом, запивая из кожаной фляги, кто-то ослаблял подпругу.

– Тренята! – окликнул князь хрипло. Глотнул из фляги, пополоскал во рту, сплюнул, не глядя, что во фляге не вода, а вино – всё одно было сейчас (кто-то нарушил княжье прещение насчёт хмельного). – Сторожу вышли!

– Сделано, княже, – отозвался Тренята откуда-то из-за коней. И впрямь, с десяток всадников уже канули в рассветную полумглу. Тренята же снова возник рядом, протянул руки к разгорающимся язычкам костра.

– И кто это нас сегодня так приложил? – задумчиво бросил, глядя в пляшущее пламя.

Ему едва удалось спасти остатки рати – удар Всеславичей был силён. Кто-то с умом подобрал место для засады, выбрал способ… Ни гридень, ни князь Мстислав не верили, что замысел принадлежал самому полоцкому оборотню. Тренята прорычал ругательство сквозь зубы, одним незаметным движением руки переломил сухую ветку и швырнул её в костёр.

– А верно ты тогда сказал, Тренята, – князь откашлялся, сплюнул в траву, долго глядел на плевок, словно искал в нём что-то. – Плохо мы измену сыскивали. Предал нас кто-то…

– Я даже знаю – кто, – мрачно сказал гридень, глядя куда-то в сторону. – Басюра, не иначе. Боярин великий…

В словах гридня прозвучала извечная сладострастная ненависть возвысившегося войской службой гридня к родовитому боярству.

Мстислав молча кивнул – он сам думал так же.

– Буян Ядрейкович-то где? – спросил о другом.

– Ранен, – Тренята кивнул куда-то за спину. – В руку копьём уязвили…

Плесковский наместник, словно услышав князя, наконец, возник перед Мстиславом – в перемазанном кровью и грязью доспехе.

– Нельзя долго отдыхать, княже, – сумрачно сказал он, отпивая из протянутой Мстиславом фляги. – Всеславичи не отвяжутся, навалятся следом.

Князь кивнул – он и сам это прекрасно понимал.

– Сколько мы потеряли? – спросил нетерпеливо.

– Сотен пять, не менее.

Разгром был полный…

– Куда дальше мыслишь, княже? – Тренята привалился виском к камню, чуть прижмурил глаза от приятной прохлады.

– Сначала в Ладогу, – сказал новогородский князь задумчиво и трезво. – Попробуем в окрестных полуночных землях помощи сыскать. Дед и прадед на супротивников своих всегда варягов водили. И в Киев послать надо… К батюшке. Оборотня полоцкого надо всей землёй бить, всеми ратями совокупно…

– А не то будем на качелях качаться… – бросил, ни к кому не обращаясь, Буян Ядрейкович. Он сидел у костра с закрытыми глазами, пил блаженство тёплого разымчивого тепла, несравнимого, конечно с печным или банным, но благодатного после нескольких дней дождливой дороги без единого ночлега под кровлей.

– На каких ещё качелях? – удивился князь и глянул на плесковского наместника даже с опаской – не повредился ли гридень в уме от столь быстрого и сокрушительного разгрома.

– Известно, на каких, – проворчал Буян, не открывая глаз и даже чуть покачиваясь от удовольствия. – Мы к Плескову – Всеслав в Полоцк; великий князь в Киев – Всеслав обратно в Плесков или в Новгород… Как дядя твой, Святослав Ярославич с черниговской ратью в прошлом году по всему Лукоморью за волынским князем гонялся, Ростиславом… как на качелях… туда-сюда, туда-сюда…

Мстислав покосился на Треняту – литвин беззвучно смеялся, между прижмуренными веками текли едва заметные слезинки. Через мгновение он почувствовал, что и сам против собственной воли улыбается. А ещё через пару мгновений хохотала вся дружина – вои катались по земле, иные и сами не зная, с чего смеются, выхлёстывая в этом смехе сквозь слёзы недавнее напряжение боя и бегства.