Земля последней надежды. Свиток 1. Дети конопатого бога

Война Ростислава с черниговскими и северскими князьями была ещё всем хорошо памятна. И впрямь – качели: Ростислав захватил Тьмуторокань, выгнал Глеба; Святослав к Тьмуторокани – Ростислав в кубанские плавни; Святослав в Чернигов – Ростислав обратно в Тьмуторокань, Глеба долой.

Качели, верно Буян сказал.

– Вот кстати, о Ростиславе… – сказал вдруг Тренята, когда смех, наконец, смолк, а вои, сипло отдуваясь, утирали слёз. – Мне показалось, что я там голос узнал, в бою…

– Чей?! – напрягся Мстислав мгновенно. Вся смешливость пропала, схлынула, как грязная вода в бане.

– Славяты, старшого дружины Ростиславлей, – чётко выговорил гридень.

Тьмутороканский князь Ростислав Владимирич умер от отравы в сечень-месяц, и что там с его дружиной сталось… – никто не знал толком. Ходили слухи, будто Вышата Остромирич, беглый новогородский боярин, который и подвигнул мятежного волынского князя на захват Тьмуторокани, после смерти Ростислава подался вместе с сыновьями на службу к великому князю Изяславу. А вот остальные…

– Н-да… эт-то, я вам скажу… – произнёс негромко Буян. – Если дружина Ростиславля вся подалась на службу к полоцкому оборотню… тут он и средь «козар» донских да кубанских сыщет помощь, и в Тьмуторокани – тоже… да и в средь черниговской и киевской господы, если связи меж гриднями сохранились…

– Нет худа без добра, – процедил вдруг Мстислав, сузив глаза. – Зато теперь батюшке будет чем дядю Святослава пугнуть, чтоб помог.

Его поняли без слов – когда Ростислав умер, Святославчерниговский первым делом воротил на тьмутороканский стол своего сына Глеба, волынским князем выгнанного.

Промолчали.

Ещё и потому, что своими словами разбитый ныне Всеславомновогородский князь сам коснулся того, о чём знали все, но предпочитали помалкивать. О том, что нет согласия меж старшим и средним Ярославичами, меж великим киевским князем Изяславом и черниговским князем Святославом.

И не оттого ли все иные беды Руси?

Седлали коней, отряхивали грязь с сапог и одежды. Мстислав вдруг вспомнил о важном:

– Да! Други! Нужен охочий человек!

– Опасное дело? – с холодным любопытством спросил кто-то.

– Ну вестимо, опасное! – Мстислав усмехнулся – он отлично знал свою дружину и был далёк от того, чтобы думать, будто спрашивали из страха.

– Отправь меня, княже, – худой и гибкий вой, почти без доспехов, в одном грязном и рваном стегаче, без шелома – по бритой голове размазана глина, чупрун ссохся. Можно было подумать, полочане его с головой лужу макали.

– А ты не спеши, Микуло, – с ленцой бросил Ярун, который даже в бою, даже в поражении не потерял своего излюбленного щегольского вида. – Князь вон вовсе-то меня хочет послать, не видишь разве?

Микула подбоченился, утёр с коротких усов грязь , так, что она частыми каплями брызнула на крашеную рубаху – щёголь из него был не хуже Яруна. Поднял голову и выпятил подбородок. Вои захохотали опять. Нет, не всё ещё потеряно, – понял Мстислав, – верят ещё вои своему князю.

– Микула поедет, – бросил он. Ярун в ответ только дёрнул щекой и состроил притворную обиду на лице. Мстислав, не обращая внимания, продолжал, не отрывая взгляда от лица Микулы. – Сможешь пробраться сквозь отряды «всеславичей»? Они сейчас наверняка облаву разворачивают вдоль Мутной до самого Ильменя.

–Да не впервой по лесам мыкаться, – Микула внимательно поглядел на князя и вдруг понял. – В Киев или Берестье надо, княже?

– Угадал, – Мстислав довольно кивнул. – Поскачешь и в Киев, и в Берестье, расскажешь всё отцу и княгине. Останешься в Берестье до поры, будешь за ними приглядывать… ну и тестю там послужишь, если понадобится. Ну ты понял меня, Микуло…

– Вестимо, – гридень весело оскалился, поворотился к друзьям. – Стрел подкиньте, други, если у кого сохранились, мне они нужнее будут.

Упихивая стрелы в берестяной тул, Микула вновь обтёр другой рукой усы, выжимая из них остатки влаги. Ему подвели коня, и гридень рывком вскочил в седло, повёл плечами и поёрзал, устраиваясь поудобнее.

– Ладно, не поминайте лихом, други!

– Постой! – окликнул его князь. – Если встретишь кого из наших, кто в Новгород будет пробираться альбо там ещё куда, скажи – пусть к Ладоге путь держат.

– Добро! – бросил Микула, легонько хлестнул коня плетью и, взяв с места вскачь, скоро скрылся в сумерках. Только слышно было, как из-под копыт с чавканьем летят ошмётки грязи.

Мстислав тоже сунул ногу в стремя и рывком вскинул себя в седло – надо было подымать дружину и вести её на полночь, к Ладоге. Другого пути у них не было. Там, где может пройти один человек, где пройдёт Микула, там никак не пробраться сотне оружных всадников – окружат полочане, запутаешься, как куропатка в перевесище.

В Ладогу!

2. Словенская земля. Новгород Великий. Лето 1066 года, зарев

– Славен город Новгород! – прокатился над детинцем протяжный и заунывный крик дозорного, отозвался от рубленых стен, метнулся меж вежами и затихающим эхом прокатился над Полистью.

– Славен город Плесков! – отозвался второй с другой вежи, передавая очередь дальше.

– Славен город Ладога!

– Славен город Руса!