Земля последней надежды. Свиток 1. Дети конопатого бога

Сражение как-то вдруг рассыпалось на отдельные схватки, где побеждал быстрейший и тот, кто мог легче найти своих. Всеславли вои, повязав перед боем руки белыми повязками, своих видели отлично. И одолевали, невзирая на двойное превосходство новогородской рати.

Совсем близко, сквозь коловерть броней и нагих клинков, за отверстыми ртами и чубатыми бритыми головами мелькнуло в темноте, высвеченное полоцкими жаграми знамя Мстислава Изяславича, и тут же пропало, унесённое куда-то во тьму.

Рядом с князем вынесло из коловерти тысяцкого Бронибора. Невзирая на седьмой десяток, великий тысяцкий Полоцка сам кровавил меч в ночном бою.

Глянули с князем друг на друга и расхохотались. Старый боярин был доволен – вновь, хоть и на склоне лет, довелось поратоборствовать.

– Любо, Брониборе Гюрятич! – крикнул Всеслав сквозь свист ветра и дождь.

– А предупредил их кто-то, княже, – возразил вдруг боярин, утирая с мечевого лёза кровь, багровую в свете жагр.

– Ничто! – отверг князь, озираясь и отыскивая своих. – Это их не спасёт.

Всеслав уже побеждал.

Мстислав огляделся в отчаянии – дружина теснилась к нему, растеряв почти всех воев, а полочане наседали со всех сторон. Буян Ядрейкович дрался где-то в ночи, медленно отходя к северу и огрызаясь короткими наскоками. Тренята бешено бился рядом с князем, стараясь сдержать неожиданно яростный напор Всеславичей.

Ан недооценили мы оборотня, – подумалось Мстиславу вскользь, отстранённо как-то. И тут же поправил себя. – Ты, недооценил, ты!

Если бы не Буян, неведомо, чем бы ещё и окончило, может, уже сейчас вязали бы руки полоцкие вои и самому Мстиславу.

Погоди, свяжут ещё, – с просыпающейся яростью подумал новогородский князь, вновь устремляя в мечевую сшибку с невидимыми в ночи Всеславичами – только жагры метались да повязки на руках белели вблизи.

И тут возникла ещё одна рать.

– А-а-а! – с глухим рёвом из темноты вырвались свежие вои.

Сквозь лязг и грохот боя из промозглой ночи рядом с князем возникли разом двое гридней – Тренята и Буян, отчаянно крестящие воздух нагими клинками. Новогородские вои стремительно откатывались назад, растворяясь в темноте и теряя жагры. Темнота вдруг враз огустела народом – звенели брони, хрипло дышали люди и кони, вздымая в мокрой темноте клубы пара, глухо лязгало железо.

– Не устоять, княже! – отчаянно прокричал Тренята. – С севера, от Плескова, рать прёт, сотен пять, не меньше. Найдён Смолятич с плесковскими городовыми воями! Под Всеславлим знаменом! Не сдержать их!

Много друзей обрёл Всеслав за прошедшую зиму!

– Там же новогородцы! – крикнул князь, уже понимая, ЧТО случилось. – Городовой полк!

– Передались новогородцы, не иначе! – злобно гаркнул Буян Ядрейкович, проворотом пясти срубая ратовище рогатины у чересчур ретивого полоцкого воя. Вогнал обратным движением пять вершков оцела в окольчуженную грудь кривского витязя и отработанно стряхнул бесчувственное тело с длинного клинка. Метнулся тёмно-русый чуб, и среди полочан восстали вопли:

– Вадим!

– Вадим Якунич убит!

– Прорываться надо, княже! – крикнул Буян¸ не обращая внимания. – Чего ждём?!

– Бежать? – бешено оскалился Тренята, потрясая нагим клинком. – И даже зубов не показать Всеславичам? Шалишь!

– А куда прорываться? – тут же отозвался Мстислав, и гридням в его голосе послышался – только послышался! нет! нет! – неприкрытый страх, почти ужас. – Не видно же ни хрена! Затянут в лес или в реку… Попробуй её переплыви… – он кивнул на серые волны угрожающе вздувшейся Черёхи. – Половину коней перетопим.

Со стороны реки, меж тем, сквозь лязг железа и крики, отчётливо слышимая, надвигалась хриплая боевая песня плесковичей.

– Вот прорвёмся через полочан, – Буян усмехнулся, – тогда и бежать будем… до самого Новгорода.

– К Новгороду уже не прорваться, – мрачно возразил Тренята, разминая затёкшую шею. – Всеславичи наверняка дорогу перехватили…

– Новгород нам после такого и не удержать, – отверг Мстислав решительно. – На полдень надо прорываться, а после – в Смоленск, к Ярополку…

– На полдень тоже не прорвёшься, – отверг Буян, сплюнув. – Только на полночь, к Ладоге прорваться бы.

Криками и звуками рога Мстислав и гридни собрали вокруг себя две сотни рассеянных воев, довольно оглядел их.

– А ну, ребята… поможем нашим!

И – ринули!

В крик!

В конское ржание!

В ножевой просверк оцела!

Врубились в нестройно столплённых полочан.

Прошли насквозь, сшибая заполошно мечущихся воев.

Встречный удар в ночном бою ещё опаснее, чем сам бой. Полочане дрогнули и вспятили, теряя людей, озираясь и отыскивая своих.

И новогородский князь прорвался.

Всеслав был весел и зол.

Хохотать хотелось от ощущения своей удачи. Да и было с чего – победу вырвали совсем малой кровью, всего-то с сотню потеряли воев, не больше. Да пал в бою ближний из ближних, гридень Вадим Якунич. Только это и сдерживало полоцкого князя от торжествующего хохота.

А злость – с того, что не удалось взять новогородского князя, сына князя великого. Добро хоть плесковичи вовремя ударили, если бы не они – ушёл бы к Новгороду Мстислав. А так… где его теперь сыщешь… небось уже до Ладоги самой добежал.