Земля русская

«…Я пенсионерка, пять лет назад оставила свой дом, хозяйство, дорогие могилы и создаю вот условия для своих взрослых детей. Боязнь одиночества, бессилие физическое, эти ужасные зимы, такие долгие дни ожидания весточки! Писать молодым некогда, телефона в деревне нет, вот и идешь на все жертвы, чтобы быть ближе к родным, получить хоть немного в возврат того, что вложили в них за всю жизнь. Вот и бросила все, поехала искать защиты от старости у молодых. А стала горничной у внучек, поваром, швеей, снабженцем, кухонной работницей. Девочки не приучены абсолютно ни к чему, с утра под магнитофон одеваются, едят — иначе им скучно! А мои дети только и клянут все на свете — вот устали, работали! Это на всем-то готовом! Вот и думаю, что лучше бы я в интернате жила, пока сила есть, что-нибудь делала бы. Во ведь так страшно умирать на чужих руках. Я похоронила всех своих близких, видела много смертей, может, поэтому и леплюсь к близким. Мне так тяжело быть вдали от родных могил, а дети говорят: блажь, от нечего делать. Почему такая черствость? Вот думаю, думаю об этом. Зачем мне и таким, как я, прогресс и все материальные блага, если их надо оплачивать ценой душевного одиночества?»

(К. Середа, г. Пятигорск)

Добавить к этой исповеди мне нечего. К каждому из нас в старости придет пора раздумий, и боюсь, не стали бы они горькими.

* * *

Говорить о своей земле и не сказать о детях — значит сказать только половину, ибо у земли без детей будущего нет. Сейчас вот, приступив к обновлению древнего российского края, мы первым делом обратили взор на детей: сколько их, какие они, почему покидают свою землю?

И что же увидели? Увы, картину грустную: пустые парты в школах. На моей родной Псковщине число школьников ежегодно сокращается на две тысячи. Деревня без ребячьих голосов — это уже не какая-нибудь исключительная редкость, а обычное, никого не удивляющее явление. Поэтому-то первым и главным пунктом в обширной программе обновления земли и стоят семья и школа. И тут мы волей-неволей вторгаемся в такую область, куда нас ученые педагоги не любят пускать, — в науку о воспитании. А стержнем системы воспитания и предметом педагогических споров является вопрос  о б е р е ж е н и я: от чего и как оберегать ребенка?

Но прежде я хочу все-таки сказать о детях моей земли. Утверждение «дети — везде дети» верно лишь в общем смысле, а конкретно — по пословице: «Что ни город, то норов». Место и время делают характер целого поколения. Три года жгла огнем нашу землю война, и ни на один день не стихала народная борьба — целые партизанские корпуса сражались с врагом. В сущности вся Псковщина была фронтом в буквальном смысле слова. А коль война пришла в каждую избу, воинами становились и дети.

Ужасно, противоестественно это сочетание — фронт и дети. Но так было, и это «было» никакой «модернизации» не подлежит, ибо всякие «переоценки» того времени просто-напросто оскорбительны.

Между тем такие попытки делаются. Получил я однажды ответ издательства на очерки о юных мстителях, павших в партизанских боях. Издательство отклонило рукопись потому, что в ней было «слишком много смертей, подчас совершенно неоправданных». Два момента в позиции редакторов невозможно обойти молчанием. Первый: «неоправданная смерть на войне». Молодой, образованный, не знавший лиха человек листает военные страницы и рационально взвешивает каждую «смерть»: эта — оправданна, эта — неоправданна. Какое же холодное сердце надо иметь, чтобы равнодушной рукой, подобно деревянным косточкам на счетах, перекидывать туда-сюда имена павших! А второй момент — «слишком много смертей» — следует понимать так, что сегодняшним детям этого лучше не знать, надо оберегать их от печальных страниц истории.