Земля теней

– Вот как. Ну, Брэдмут всегда казался мне буквально созданным для скандалов, и на вашем месте я не слишком обращал бы внимание на сплетни. У девушек всегда будут свои фантазии, и не стоит пытаться объяснить их некими фактами, тратя время на их поиски. Уверяю вас, все наладится, если вы будете терпеливы. В любом случае, сплетен о Джоанне Хейст и Генри Грейвзе вы больше не услышите, поскольку он переехал домой, а там найдется масса неотложных дел, которыми ему придется заняться. А теперь я хотел бы поговорить о коровнике: вот здесь у меня план постройки, вы не могли бы кое-что объяснить…

Сэмюэл принялся объяснять, а после этого откланялся, так и не дождавшись портвейна, поскольку мистер Левинджер решил, что его посетитель и без того достаточно взволнован.

Когда Рок ушел, мистер Левинджер поднялся и стал расхаживать, прихрамывая, по кабинету – так он всегда делал в минуты особенно глубокой задумчивости. Сэмюэла Рока он успокоил – в том, что касалось разговоров о Генри Грейвзе и Джоанне Хейст – но на самом деле понимал, что все обстоит отнюдь не так безоблачно. Его платная осведомительница, миссис Джиллингуотер, постоянно информировала его о непозволительной близости этих двоих, но в то же время мистер Левинджер никак не мог найти предлога, который позволил бы ему вмешаться в ход событий, не подвергая при этом себя риску неудобных вопросов, на которые он не хотел бы отвечать. Только вчера миссис Джиллингуотер приходила к нему и рассказала свою версию событий у смертного одра сэра Реджинальда. Слухи слухами, но ведь на чем-то они были основаны! Генри отказался связать себя обещанием жениться на Эмме даже в такой трагический момент – и это, вполне вероятно, было каким-то образом связано с Джоанной Хейст. Теперь же появляется этот Рок с рассказом о своем позоре и о том, как Джоанна гневно отвергла все его ухаживания… Мистер Левинджер без колебаний связывал ее поведение с тем, что у них с Генри Грейвзом был роман.

Результатом всех этих размышлений стала записка, в которой мистер Левинджер приглашал Джоанну Хейст в Монкс Лодж.

Избавившись наконец от Вилли Худа, Джоанна постояла минуту, чтобы вернуть утраченное самообладание, а затем позвонила в звонок и спросила мистера Левинджера. Видимо, ее ждали, поскольку слуга сразу же провел ее в кабинет, где мистер Левинджер вежливо поднялся ей навстречу, пожал руку и пригласил сесть.

– Вы посылали за мной, сэр…. – нервно начала девушка.

– Да, и благодарю вас, что вы пришли так скоро. Я хотел кое-что обсудить с вами.

Говоря это, мистер Левинджер подошел к окну и встал к нему лицом, так что Джоанна видела лишь его спину и затылок.

– Я слушаю, сэр.

– Надеюсь, что не причиню вам боли, девочка моя, если начну разговор с упоминания об обстоятельствах вашего рождения – поверьте, менее всего мне хотелось бы сделать вам больно.

– Я так часто слышу упоминания об этих обстоятельствах, сэр, – спокойно отвечала Джоанна, – что почти не обращаю на это внимания. Я знаю, кто я есть, пусть и без подробностей, а у людей, которые злословят об этом, нет сердца.

Плечи мистера Левинджера беспокойно шевельнулись, но он так и не повернулся к ней.

– Боюсь, что и я не смогу просветить вас, Джоанна, относительно подробностей, но умоляю – не огорчайтесь, ибо вы менее всего ответственны за свое несчастное положение.

– Грехи отцов падут на детей! – довольно метко заметила Джоанна. – Впрочем, у меня нет права судить кого бы то ни было.

– Как я уже сказал, – продолжал мистер Левинджер, не обращая внимания на ее реплику, – я не в состоянии сообщить вам какие-либо подробности или даже сообщить имя вашего отца, поскольку тем самым я нарушил бы священную клятву и честное слово.

– Какую клятву и какое слово, сэр?

Немного поколебавшись, мистер Левинджер ответил:

– Я не могу предать доверие твоего отца и нарушить слово, данное ему.

– Означает ли это, сэр, что отец, давший мне жизнь и приведший меня в этот мир, где мне суждено терпеть одни лишь насмешки, заставил вас пообещать, что вы никогда не назовете мне его имя, даже после его смерти? Мне жаль это слышать, поскольку теперь я буду думать о нем еще хуже, чем раньше. Отец или не отец – но он трус, да такой, что я с трудом могу себе представить подобную степень трусости.

– Дело было весьма щекотливым, Джоанна. Понимаю, вам нужны доказательства – но разве не лучшее доказательство то, что я не называю его имени, хотя мне было бы нетрудно солгать вам и назвать вымышленное имя?

– Вы правы, сэр, это не слишком трудно – но было бы неловко, если бы рано или поздно я узнала, что это ложь.

– Не будем спорить о нравственной стороне подобного решения, за которое он сам решил нести ответственность, – несколько раздраженно возвысил голос мистер Левинджер. – Как я уже сказал, ваш отец решил, что будет лучше, если вы никогда не узнаете его имени и любых других сведений о нем, кроме того, что он был благородного происхождения. Я полагаю, им руководила не трусость, а уважение к правам и чувствам тех, кто остался жить после него.