Зеркала

— То есть, — Ренар стоял, облокотившись на каминную полку, и курил с насмешливой улыбкой, — моя леди настолько осмелела, что обнимается с фэйри? Я прямо-таки не узнаю ту девочку, которая шарахалась от каждого знака внимания с моей стороны. Что дальше, Мари? Будешь пить с Ахо и играть в карты с хобгоблинами?

— Нет, пить с Ахо я точно не буду, — фыркнула я. — Погоди, — до меня вдруг дошло. — Но если хобгоблины не любят показываться людям, то как ты с ними в карты играл?

— О, это долгая история и, поверь, более веселая, чем предыдущая, — Ренар снова рассмеялся и, отойдя от камина, приобнял меня за плечи, подталкивая к выходу из гостиной. — Расскажу за ужином. Судя по тому, что эта юная особа тут мнется у стеночки, он уже накрыт.

Глава четвертая: De Profundis

Часть вторая, в которой героиня получает предложение, от которого не может отказаться

— Я и вправду лишен присущего некоторым людям таланта, — отвечал Дарси, — свободно болтать с человеком, которого прежде никогда не встречал. Мне нелегко, подобно другим, подлаживаться к тону его рассуждений или делать вид, что меня интересуют его дела.  © Джейн Остин, "Гордость и предубеждения"

Есть вещи, которые я не могу тебе сказать. Не могу сказать, потому что они тайна, или же потому, что их невозможно облечь в слова, или же оттого, что я их не знаю. По большей части оттого, что я их не знаю.

© Финк и Крэйнор, "Добро пожаловать в Найт-Вейл"

Одной из главных черт характера Его Высочества Антуана д'Альвело, Кронпринца Иберии, Герцога Арморики и так далее, и тому подобное, была умеренность во всем. В том числе — в проявлении эмоций. Особенно — в официальной обстановке. Спокойная доброжелательность, с которой Антуан относился почти ко всему в этом мире, возникала из понимания: каждый его жест и каждое слово видят и слышат сотни людей, готовых схватиться за это, чтобы сделать основой для собственных мнений, симпатий или для того, чтобы оправдать собственную ненависть.

Септим, неизменный секретарь Антуана вот уже несколько лет, успел привыкнуть к этой умеренности в эмоциях так же, как привык к некоторым другим вещам: манере наследника престола работать даже в те дни, когда все остальные жители двора предпочитают развлекаться, стремлению Антуана влезть в дела Короля куда глубже, чем Его Величество хотел бы сейчас, а еще к тому, что у Антуана были какие-то странные, едва ли не секретные дела с несколькими известными магами королевства, в том числе — с леди Антеей Альбской, которую, признаться, Септим откровенно побаивался. И с привычкой постоянно пить кофе Септим тоже смирился и даже сам пристрастился к горьковатому вкусу этого напитка, от которого действительно намного легче думалось, если приходилось вставать слишком рано после бурных праздников.

Например, как сейчас.

Пока большая часть жителей Дворца вяло приходила в себя после Ночи Хёга и следующего за ней дня, в кабинете кронпринца уже что-то происходило, и Септиму, несмотря на то, что ничего особенного от него лично не требовалось, пришлось занять место за столом в приемной, пряча за стопками бумаг помятое лицо и изредка отвлекаясь на мелкие поручения. К пятому часу вечера, когда за высокими окнами уже сгустилась зимняя тьма, секретарь Его Высочества держался исключительно на кофе и чувстве долга, втайне надеясь, что еще полчаса — и мучения закончатся.

То, что они точно не закончатся так рано, стало понятно, как только дверь, ведущая в приемную, открылась, в третий раз за день пропуская посетителя — одного из тех людей, кого Септим в сложившейся ситуации хотел видеть меньше всего. Юлиан дель Эйве тоже радостью не сиял, хотя выглядел отдохнувшим — не в пример некоторым. Одет он был предельно просто, словно не во Дворец пришел, а в гости к старому другу.

Впрочем, так оно и было, и секретарь Его Высочества Антуана это хорошо знал. Непосредственность, иногда граничащая с фамильярностью, — это еще одна вещь, к которой пришлось привыкнуть.

— Добрый вечер, Септим, — сказал маг. — Неплохо держитесь.

Он кивнул Септиму, доброжелательно улыбаясь, и совершенно не заботясь о правилах посещения приемной монаршей особы, стремительно пересек комнату и положил ладонь на ручку двери, ведущей в личный кабинет принца. Когда дверь за ним с легким щелчком захлопнулась, Септим сообразил, что кофе из чашки, стоявшей рядом на столе, куда-то испарился, оставив после себя только темный налет на фарфоровых стенках.

* * *

Габриэль постарался, несмотря на возникшую… помеху.