В спальне было чуть прохладнее, чем обычно, и я, завернувшись после ванны в полотенце, по размерам напоминающее простыню, едва ли не подпрыгивала, дрожа от холода, пока пыталась найти в комоде то, в чем я буду спать. Обнаружив каким-то образом затесавшуюся среди моих вещей чужую рубашку, я хмыкнула и подумала, что нужно при случае вернуть ее хозяину, пусть тот пока не напоминал: то ли забыл об оказанной мне услуге, то ли напоминать девушкам о таких вещах здесь было не очень-то принято.
О потерянных по ту сторону носках сейчас я жалела, наверное, больше, чем обо всех остальных потерях этих дней.
Сон был тревожным и коротким. Короче, чем нужно, чтобы все печали ушли во вчера, но достаточным, чтобы уже не хотеть спать. Я поворочалась, пытаясь свернуться под одеялом поудобнее и пригреться, пока мысли, которых мне хотелось бы избежать, не начали свою подлую атаку в темноте. Не успела.
Пришлось таращиться в пространство комнаты, гулкое и чуть прохладное, полное уже привычных мне теней и силуэтов мебели, и пытаться справиться с накатывающим чувством абсолютного одиночества. Все проблемы, которые еще пару дней назад казались мне важными и серьезными, все мои трагедии, которые я хотела бы оплакивать, превратились в ничто в сравнении с тем, что я пережила. Я позволила себе упасть в эту бездну, яростно вцепившись в одеяло пальцами и тихо подвывая, надеясь, что Сильвия не придет. Потому что мне не хотелось, чтобы меня такой кто-то видел.
Из-за ворота нижней рубашки, которую я надела для сна, выскользнула цепочка с амулетом, и льдинка горного хрусталя удобно легла в ладонь, врезавшись гранями в кожу — не больно, но достаточно для того, чтобы отвлечься от упоения отчаянием. Ну, как отвлечься… Скорее, немного сохранить связи с этой реальностью. Камешек оставался приятно-холодным и нагреваться от тепла моей ладони не спешил. Почему-то я вдруг вспомнила, что каждый раз, когда Кондор брал меня за руку, его кожа тоже была немного прохладной, словно он только что вернулся с прогулки по холоду и еще не успел толком согреться.
Совершенно глупая мысль о том, что же такого важного задержало Кондора за пределами Замка насколько долго, породила новую волну злобы на весь мир — и новый приступ истерики, когда тебя выворачивает от всхлипываний и хочется сжаться в комочек, спрятаться от мира и самой себя, исчезнуть где-то в темноте пододеялья.
Нет, я отлично понимала, что у всего были причины.
Я отлично понимала, что мне никто ничем не обязан.
Но жалость к себе, замешанная на чувстве отчужденности, одиночества в этом мире, настоянная на обидах и приправленная страхами, была сильнее этого понимания. Острый уголок кристалла впился в середину ладони, когда я с силой сжала амулет в руке.
Осторожный стук я сначала восприняла как слуховую галлюцинацию, но он повторился, и я испуганно вскочила, наскоро вытерла кончиком простыни слезы, заставила один из кристаллов на стене тускло засветиться, чтобы не было так страшно, и, набросив одеяло на плечи, слезла с кровати и осторожно приблизилась к двери.
Дверь открылась быстрее, чем я успела спросить, кто это вдруг решил навестить меня среди ночи.
Кондор сделал шаг в комнату и остановился, прислонившись к дверному косяку. В руке у него была чашка, скорее всего, с чаем, и маг сделал глоток, не отрывая от меня пытливого, немного недовольного взгляда. Я удивилась так, что в первый момент замялась, застыла на месте, не понимая, что происходит и чего ожидать, но в итоге встряхнула волосами и решила, что в любой ситуации следует сохранять вежливость.
— Доброй ночи, Кондор.
Он кивнул и сделал еще один глоток, продолжая молча меня рассматривать.
Я так же продолжала стоять на месте, думая, хорошо ли видны в приглушенном освещении мои заплаканные глаза, — почему-то очень не хотелось, чтобы он обратил на это внимание.
Паркет ощутимо холодил босые ноги. Несмотря на расстояние между нами, я успела заметить, что волосы Кондора были влажными, слипшимися на концах, словно он не успел досушить их после мытья. Воротник простой рубашки был слегка расстегнут, рукава закатаны почти до локтя.
Почему-то подумалось, что вся эта почти уютная растрепанность, простая одежда — знак, что кто-то собирался спать, но зачем-то пришел ко мне.
Одним резким движением Кондор буквально влил в себя остатки того, что было в чашке, и, наконец, заговорил.
— Я пытался закончить дела пораньше, Мари, но, увы, меня задержала одна не самая приятная встреча и сопутствующий ей еще менее приятный разговор. Мне сказали, что ты ушла спать, поэтому я решил отложить нашу беседу на утро. Очень сожалею, если не оправдал какие-то надежды.
Я еще раз тряхнула головой, не до конца понимая, к чему эти слова и не послышалось ли мне в них оправдание.
— Я не… Стоп. Что ты тут делаешь?
— Как — что? — усмехнулся он. — Пришел отвечать на вопросы, которые ты так жаждала задать сегодня за обедом. Чем ты опять недовольна?