Зеркальной комнаты осколки

Хожу крикливый,
Как после кражи,
А сам, строптивый,
Грызу себя же.
Себя же мучу,
Свои же нервы.
Хочу, чтоб лучше,
Хочу, чтоб первый.
Но вслед за мною —
Ухмылки, сплетни…
Всему виною,
Всегда последний…

Осень 1979 г.

«Так же лето…»

Так же лето
Отцветало
Синевой…
Только это
Пребывало —
Не со мной!
Но и было,
Но и было —
Не во сне!
А уплыло
И забыло
Обо мне…
И теперь я
От тоскливой
Пустоты
Превратил
Воспоминания —
В мечты!

…А вокруг —

Такие злобные
Слова.
И не вдруг
Заплесневела
Синева…

Уходи же!

Проходи же —
Стороной!

Не предвижу!

Ненавижу!..

Не со мной!

30.08.78 г.

«Я пра́ва не имею забывать…»

Я пра́ва не имею забывать
О том, что про́жил, и о том, что видел;
О тех, кого любил и ненавидел…

О многом мне хотелось бы смолчать,

Но совесть бы тогда себя презрела,
И гордость — не позволила дышать…

И, значит, обнаженно, до предела —

До гибели! — мне нужно рассказать
О том, что прожил, и о том, что видел…

Я пра́ва не имею замолчать!..

22.09.87 г.

Там, на распутьях юности

КНИГА В КНИГЕ

(по стихотворениям 1975–1977 гг.)

Как я стал писать стихи

В начале жизни заслушивался мамиными сказками, а подрастая, влюбился в ее гитарные песни — песни не детские, песни из глубин самого народа. Песни эти, негласно запрещенные, сопровождают меня всегда…

В четыре года, выводя карандашные каракули, наговаривал примерно такое:

Зайчик прыгал и упал,
Он в снегу весь обвалялся,
Он морковку потерял,
И себя вдруг — не узнал….

В позднем детстве был вруном, выдумщиком и невероятным рассказчиком. Но в школе, начиная с интернатского года (1970), учился плохо. Как большинство мальчишек, стихи не воспринимал, зато песни всегда волновали. Где-то к четырнадцати годам стал сочинять их сам, подражая вульгарным уличным…

Во все ранние и отроческие лета участвовал в школьной и сельской (клубной) художественной самодеятельности. Различных выступлений, смотров и конкурсов в тот период было так много, что теперь все это представляется одной пестрой многоцветной гирляндой. Но самое яркое звено в ней есть: однажды с мамой пели со сцены дуэтом, имея у односельчан ошеломляющий успех…

Страстно мечтал научиться играть на гитаре. Помню, брал неподатливый инструмент, бил без разбора по струнам и что-то пел мальчишам-слушателям, на ходу придумывая слова и мотивы. Без гитары не мыслю себя и теперь…

Как-то, в то ученическое время, у состоятельного одноклассника выклянчил дефицитную 96-листовую общую тетрадь в красной обложке, куда стал записывать слова своих песен, а немногим позже — и первые дневниковые записи…

В восьмом классе, весной, на уроке геометрии сочинил первое свое самостоятельное (без мелодии) стихотворение, посвященное товарищу, и на переменке прочел ему, к величайшему его изумлению. С тех дней стремительный вихрь рифмотворчества и прозоизлияний закружил и увлек мой воспаленный разум в необъятные «поэтические небеса». В день мог выдавать по пять «стихотворений»! Появилась черная общая тетрадь — вся в стихах; потом коричневая — тоже вся…

Все, что было намарано мною на бумаге почти до семнадцатилетнего возраста, являлось несомненной графоманией, потому и уничтожено. Писались «философские размышления» и повести, создавались многомерные поэмы и рукописные сборники стихов, название одного из которых — «Ночные были» — так возвеличивало меня в собственных глазах. Был одурманен радужными мечтами и несбыточными планами. Безграмотно и сладострастно предавался исканиям небывалых стихотворных форм, размеров и ритмов. Читать стал одних поэтов и даже в библиотеке ГПТУ, в которое поступил учиться, похищал вожделенные поэтические сборнички, в чем, впрочем, уличен не был, а наоборот: на последнем для меня третьем курсе обучения получил грамоту за 1-е место в конкурсе стихов и на торжественной линейке по случаю начала нового учебного года был представлен как лучший поэт училища…