Зеркало Кассандры

Настоящая мука ждать спасения, не понимая, откуда оно может появиться. Я уже испытывала страх перед близкой и неведомой опасностью.

Теперь все наоборот: я жду неведомого спасения.

«Вероятность умереть через 5 секунд 48 %».

Кассандра закрыла глаза.

229

Что это за Бог такой, что беспрестанно играет на моих нервах, спасая меня и снова бросая в бездну? И опять спасая в самый распоследний миг?

Бог-мальчишка, который забавляется нами, как хомячками. То запутал в лабиринте, то пустил под нож размельчителя.

Я объявляю забастовку! Кладу конец развлечению!

Я хочу только спать. Хочу раствориться во Вселенной и больше не быть собой.

Потеряв все, кроме души, Кассандра Каценберг вновь обретет беспредельность.

230

Вагонетка продолжала потихоньку двигаться.

Еще немного, и пленники окажутся под ножом размельчителя. Но тут на рельсы вспрыгнул человек, он сунул в колесо вагонетки металлический прут и остановил ее, едва не перевернув.

Спаситель стал помогать пленникам выбраться из железной тюрьмы. Он в противогазе, но видно, что он не коммандос: он не в форме, у него нет оружия, он в хорошо сшитом костюме и городских ботинках, заляпанных грязью свалки.

– Спасибо вам! Скажите, кто вы такой? – обратилась к нему Эсмеральда, когда он разрезал на ней ремни карманным ножом.

– Вы, случайно, не полицейский? – подозрительно осведомился Напраз.

Человек молча снял противогаз.

Надо же!

– Здравствуй, Кассандра! Здравствуй, Ким! Думаю, путь свободен. Что скажете, если мы отсюда выберемся?

Спаситель настолько любезен, что помогает идти Орландо, которому трудно двигаться. Но новичку трудно выносить вонь свалки, к горлу подкатила тошнота, и он снова надел противогаз.

– Кто вы? – спросил Орландо, кривясь от боли, рана у него снова начала кровоточить.

– Это мой худший враг, – сообщила Кассандра. – От него я убежала к вам на свалку

– Так оно и есть. Я директор интерната «Ласточки», – кивнул человек в противогазе.

– Как вы нас нашли? – осведомился Напраз, подходя к Эсмеральде.

– Меня вызвали.

В разговор вмешался Шарль де Везеле.

– Я ему позвонил. Вы сражались с террористами, а я позвонил ему по мобильнику и рассказал, что у нас здесь творится.

– Я не стал обращаться к инспектору Пелисье, – объяснил Пападакис. – Не хотел обнаруживать ваше местонахождение и терять время на объяснения. Зашел только на секунду в магазин, купил противогаз. В этом магазине продают все подряд. Потом дождался, пока террористы уедут, и приступил к операции.

Все побрели в «Искупление», по очереди поддерживая Орландо, у которого снова открылась рана.

– После пожара я вас возненавидел, – сообщил Филипп Кассандре гнусавым голосом. – Я решил засадить вас в тюрьму и никогда больше о вас не слышать! Но потом подумал: «Я директор школы, я не могу конфликтовать со своими ученицами».

Он изменился. Теперь он живет и думает по-другому. Даже самые ограниченные люди могут меняться.

– Особенно если это самая способная ученица. У лошадей то же самое, самые лучшие труднее всего поддаются обучению. Я попытался вас укротить и потерпел фиаско. Вы остались такой же оригиналкой с нестандартным мышлением, крайне необходимой для всего мира. Знаю об этом один я. И знаю даже лучше вас. И я переступил через свою гордыню и обиду и решил вам помогать. Узнал, что вы в опасности, и поспешил на помощь.

Подходя к «Искуплению», они увидели третий столб дыма.

«Реквием» все еще звучал. Пройдя еще немного, искупленцы поняли, что горит их поселок. Террористы уничтожали память об их победах. К привычному зловонию свалки прибавился едкий запах горящего пластика.

Троя тоже горела. Жрица Кассандра смотрела на охваченный пламенем город. Тогда это было более впечатляющее зрелище.

Напраз Ваде первым высказал свое мнение, оно было очень простым.

– Не люблю я пожаров, – сказал он.

– А я и террористов не люблю, – прибавила Эсмеральда. – У них мозги куриные.

– А я не люблю правителей, которые поощряют террористов, – не утерпел Ким.

– А я не люблю огонь, – заключил Орландо.

Филипп Пападакис не удержался и прогнусил из противогаза:

– Кто живет огнем, тот от огня погибнет.

– Мы все здесь не любим поговорок, – тут же заметил ему Ким. – На наш взгляд, перевертыши гораздо справедливее.

– Да, поговорок мы не любим, – подхватил Орландо.