Зеркало Кассандры

Музыка предупреждала нас о трагедии, но я в слепоте своего эгоизма наслаждалась произведением искусства, а это был знак. Неистовство оркестра предупреждало меня о приближении неминуемой гибели.

Кассандра сжалась.

Она поняла причину своего беспамятства.

Я чувствовала свою вину, я заставила приехать родителей туда, где они погибли.

Я не могла выдержать тяжести этой ответственности и постаралась забыть обо всем, что было до этого.

Она хотела отомстить за родителей, и ее направленный в будущее мозг сосредоточился на терактах.

Теперь все пазлы заняли свое место.

У Кассандры перехватило горло, ей стало трудно дышать. Тело не справлялось с наплывом памяти. Ей скрутило все внутренности, подкатила тошнота. Все плохое, что она постаралась забыть, очнулось и захлестнуло ее.

Я виновата в смерти родителей. Их погубил мой каприз, желание слушать Верди в Египте.

Кассандра встала на колени, и все ее нутро вывернулось наизнанку. Свалка – идеальное место для очищения. Все, что она накопила и носила с собой, из нее изверглось. Но она и представить себе не могла, как это будет больно.

– Я чудовище, – проговорила она между двумя приступами рвоты. – Я чудовище.

– Нет, – ответил ей Ким. – Ты такая же, как мы. Есть плохое, есть хорошее. Ты не отвечаешь за эксперименты родителей над тобой и над братом. Это они играли с огнем и сгорели.

Кассандру снова вывернуло наизнанку. Филипп Пападакис смотрел на нее с состраданием.

– Ты хотела знать, кто ты. Теперь знаешь.

Я чудовище. Я заслуживаю смерти.

Для всех возможно искупление.

Мое преступление искупить нельзя.

– Ты как, Принцесса? – спросил Ким Виен с тревогой.

Кассандра глубоко вздохнула, не открывая глаз. Только одно слово мерцало у нее в памяти, и она произнесла его:

– Прощение.

– Что?

Только это слово смягчает боль, которая скрутила меня внутри. Прощение. Я прощаю родителей. Не спросив меня, они произвели надо мной научный эксперимент, и я стала не такой, как все. Я прощаю брата за то, что он меня бросил. Я прощаю себя за то, что заставила родителей приехать туда, где их убили. Мне нужно было произнести это слово, мне его недоставало. Теперь все узлы развязались. Простите меня, тысячу раз простите.

Дым вокруг поднимался к небу, он был похож на тающее в воздухе дерево.

Филипп Пападакис снял противогаз и постарался справиться со зловонием. Когда ему удалось начать дышать, он сказал:

– У меня для тебя подарок, Кассандра.

231

Мне хочется спать.

Как же я устала, просто до невозможности.

Хочу впасть в спячку.

Три месяца в теплой норе, без движения, без тревоги, переваривая время.

Три месяца, чтобы простить себя за все зло, которое я посеяла.

232

Подарок – небольшой сверток, завязанный красной лентой.

Я боюсь греков, боюсь их подарков.

Девушка замерла в нерешительности, потом взяла сверток и развязала ленту. Развернула бумагу, открыла картонную коробочку. В коробочке лежали часы, точь-в-точь как ее «Пробабилис».

– Эти часы тоже особенные. Они совсем, совсем необыкновенные.

Кассандра внимательно осмотрела часы со всех сторон.

Филипп Пападакис кивнул:

– Да, да, они сообщают очень ценную информацию – то самое время, какое есть, когда на них смотришь.

Кассандра посмотрела на циферблат и увидела: 12:12, самое обычное время. Ни о каких смертельных рисках через секунды и речи нет.

– Честно говоря, Кассандра, с тех пор, как я тебя знаю, у меня создалось впечатление, что ты не чувствуешь реального времени.

Я не чувствую реального времени?

Она крепко закрыла глаза и увидела короткой вспышкой, как лежит в вагонетке, которая везет ее к размельчителю Молоха, потом другая вспышка: она стреляет из лука стрелами. Внезапно время начинает течь в обратную сторону, стрелы улетают из ее врагов, возвращаются к ней в руки, потом в колчан. Она видит обратный ход времени.