Зеркало наших печалей

Сотни мужчин, женщин, детей и стариков шли бесконечным потоком – напуганные, с потускневшими глазами. Габриэль машинально схватился за руль, и они присоединились к беженцам.

– Дьявольщина! – Рауль вытянул шею, глядя на толпу, как на участников «Тур де Франс».

Они поравнялись с тележкой, запряженной лошадью, рядом шла целая семья, в том числе совсем юная девушка с короткими темными волосами и осунувшимся лицом.

– Откуда вы такие? – улыбаясь, поинтересовался капрал.

– Не отвечай, иди сюда! – Мать семейства рассердилась и повысила голос.

Рауль умиротворяющим жестом поднял руки, но улыбаться не перестал.

Они миновали стоявшую у обочины военную «скорую помощь»: два пехотинца пытались отдышаться, прислонившись к дорожному знаку, лица у них были невеселые.

Людское море, машины, телеги и тачки, двуколки, старики, похожие на призраков, инвалид на костылях, целый выводок разновозрастных детей – сельская школа в полном составе, с ними учитель и директор, напуганный сильнее учеников и орущий фальцетом: «Не отставать! Не отставать!» Велосипедисты везли на рамах чемоданы, женщины прижимали к себе детей… Волны этой сутолоки сталкивались, озлобленные люди поносили друг друга. Какой-то мужчина остановился помочь крестьянину, который безуспешно пытался поднять опрокинувшуюся тачку, но смотрел при этом в сторону и все время кричал: «Одетта! Одетта!»

Габриэль кожей чувствовал, как подавлены люди. Присутствие среди беженцев солдат в неряшливой форме, смирившихся и отрешенных, довершало картину вселенской катастрофы. Наступление немцев сорвало с насиженных мест массы насмерть перепуганных французов, а очевидный разгром армии лишал их последней надежды.

На перекрестке четырех дорог случился затор: потоки беженцев сцеплялись, расходились и ползли дальше, как тяжелые упрямые механические насекомые. В воздухе стоял шум, как на ярмарке, где торгуют скотом. Никто никого не видел, не было ни офицера, ни жандарма, чтобы взять на себя управление, коротышка-капрал размахивал руками, но его приказы заглушал рев моторов и мычание коров, тянувших двухколесные тележки, доверху нагруженные мебелью, детишками, матрасами. Габриэля затянуло в толпу, он совсем потерялся. Мотоциклист отчаянно жал на клаксон, следом за ним медленно ехал «ситроен» (Габриэль успел рассмотреть за стеклом генеральские погоны).

Они наконец миновали перекресток. Рауль чувствовал себя на дороге как на ярмарке, и то и дело кого-нибудь окликал, задавал вопросы, перебрасывался репликами. Все бежали от немецких колонн, двигавшихся вглубь страны. Они сеяли панику, разоряли деревни, истребляли население. Рауль, где мог, клянчил еду, подворовывал то фрукт, то кусок хлеба. Сказывались усталость и жажда – достать воду было труднее всего, делиться никто не хотел, а вдоль этой страшной дороги, как нарочно, не было ни одной деревни.

– Давай попытаем счастья в той стороне, – предложил Рауль, кивнув на указатель с надписью «Ананкур».

Габриэль колебался.

– Пошли, пошли, не о чем тут думать! – настаивал Ландрад.

Они сели на велосипед и с ходу развили крейсерскую скорость. Их обогнал только военный грузовик, в кузове сидело человек семь или восемь солдат в форме.

Двадцать минут спустя они оказались в деревне Ананкур. Низкие дома стояли закрытыми, ставни на окнах хозяева заколотили перед бегством. Зрелище напоминало конец света, а Рауль с Габриэлем – единственных выживших.

– Ничего не скажешь, молодцы французы! – съязвил капрал, и Габриэль обиделся за соотечественников.

– Между прочим, мы тоже бежим…

Рауль резко остановился:

– Как бы не так! Есть разница, малыш. Гражданские бегут, военные отступают, улавливаешь?

Они шагали по середине шоссе, за занавесками на некоторых окнах угадывались силуэты, вдоль стены мышкой проскользнула женщина, вошла в дом и захлопнула за собой дверь. Появился и сразу исчез мужчина на велосипеде. Поток беженцев двигался в отдалении, местные, все, кто решился, уже сбежали.

Метрах в ста впереди показался выезд из деревни. Казалось, департаментская дорога заглянула в Ананкур по недосмотру и торопилась покинуть его. Ориентируясь на колокольню местной церкви, Рауль и Габриэль повернули налево, потом направо и оказались на крошечной площади, почти всю ее занимала паперть. Двери булочной-кондитерской остались нетронутыми, а вот стальную штору на витрине табачной лавки изуродовали и подняли до середины.

– Нет, только не это! – крикнул Габриэль, угадав намерения Рауля, но тот уже лез внутрь.

Габриэль со вздохом уселся на каменную ступеньку. От усталости у него заныло сердце, и он прислонился к двери. Солнце пригревало, навевая сон.

Разбудила его дрожь земли. Сколько он спал? Приближался тяжелый грузовик, Габриэль вскочил, метнулся к лавке и поднырнул под железную штору. На узком прилавке валялись вскрытые коробки и картонки, в воздухе стоял густой винный дух.

Габриэль резко повернул голову, увидел, что грузовик въезжает на площадь, сделал шаг, другой, дрожа всем телом.

– Ох, старина… – прохрипел Рауль.