Зеркало (СИ)

— Ты скользкий и пронырливый, как угорь. Тебя не поймать!

— Я готов сдаться тебе добровольно.

— Мне зеркала нужны, а не ты. Может, вернем все в доме на свои места?

— Нет.

— Хотя бы парочку зеркалец, а? Малюсеньких… чтобы бриться можно было.

— Я твое зеркало, — отрезал Васька. — И расставлю все на свои места в твоей жизни, а не в доме. Хочешь ты того или нет.

Алекс грустно улыбнулся, взял его за подбородок и пристально посмотрел ему в глаза:

— Не вороши прошлое. Никому от этого лучше не станет.

— Мне станет.

— Тебе и так неплохо живется, а мне уже все равно.

— Раз тебе все равно, значит, ты мне палки в колеса вставлять не будешь.

— Василь! Ты опять оглох?

— Ничего подобного. Я одно сплошное ухо.

— Не вздумай писать письма, рассылать запросы и задавать вопросы!

— Злишься? Очень интересно.

— Ничего интересного.

— Ну да, конечно. То, что ты мне рассказал, — это еще не конец истории, верно? И, кстати, ху из Сашка?

— Блять, отъебись от меня!

— Да я даже не начи…

— Василий!!! Ты хоть когда-нибудь хоть кого-нибудь слушаешь?!

— Да. Слушаю. Свое сердце. Оно у меня очень разговорчивое. О тебе треплется, не переставая.

— Ну, ты и… мозгоеб!

— Я тоже тебя люблю, зайка.

— Иди нахуй.

В тот день Алекс подкинул столько дров в топку Васькиного любопытства, что тот, чтобы не сгореть заживо, развил тайную, но зело кипучую деятельность, рассылая простыни запросов всем, кто хоть как-то мог помочь в расследовании этой весьма темной и полной явных нестыковок истории.

…

Беда случилась в конце мая, когда Васьки в доме не было — он уехал в Чусовой по хозяйственным делам, оставляя работающего над коммерческим эскизом Алекса на попечение Петровича, а когда вернулся, вместо деловой тишины напоролся на орду полувменяемых гостей, бесновавшихся по всему дому. Ему пришлось приложить максимум усилий, чтобы отыскать среди них хозяина, который обнаружился в дверях ванной при спальне — стоял, глядя внутрь, опершись руками о косяки, и шипел на кого-то таким змеиным голосом, что Ваське впервые за все время пребывания в этом сумасшедшем доме стало страшно.

— Какого хера ты творишь, а?

— Я не понимаю…

— Не понимаешь?! Только не говори, что не знаешь о том, что твой цепной пес роет тебе могилу.

— Какую еще могилу?!

— Ту, в которой ты должен был оказаться три года назад, убийца! Ты, а не Настя! Я дал тебе шанс искупить вину, но ты… Ты предал меня. Ударил ножом в спину! Снова!

— Да я не…

— Заткнись и слушай меня внимательно, братец. Если твой хитро выебанный Василий мелькнет там, где не надо, еще хоть раз, я тебя уничтожу.

— Но я и так уже…

— Э нет. Вот когда я расскажу миру моды правду, тогда ты поймешь, что такое презрение, отвращение и унижение на самом деле. Ты был любимцем известнейших кутюрье Европы, тебя носили на руках фанаты аниме в Японии, на твою шею вешались звезды модельного бизнеса обоих полов. Они уничтожат тебя, увидев таким, и ты это прекрасно знаешь. Я поменялся с тобой местами, чтобы спасти то, что от тебя осталось, а что сделал ты? Принялся копаться в нижнем белье моей любимой женщины! Она гниет в могиле три года! ТРИ ГОДА, черт возьми! А твой цербер роется в ее останках, как шакал.

— Не называй Василия шакалом!

— Ты его защищаешь?

— Я не защищаю, просто он не шакал.

— Ах, вон оно что… Ты влюбился!

— Я…

— А он?

— Не твое дело!

— Ясно. Делает вид, что ты ему интересен. Опомнись, придурок. Ты страшный, как смертный грех, инвалид! Забыл?

— Не забыл!!! Но…

— Но попытался забыть. Я заметил, что ты убрал из дома все зеркала. Хочешь обмануть себя? Не выйдет!

— Я не убирал, это…

— Василий? Я смотрю, ты многое ему позволяешь. Посмотри на него без розовых очков, дебил, и ты увидишь, что его любовь — это всего лишь низкопробная жалость, смешанная с алчностью. Он ведь думает, что ты богат.

— Я богат.

— Нет, дорогуша. Это Я богат, а ты — убийца, мот и игроман — беден, как церковная мышь. Я позволил тебе платить по моим счетам, чтобы ты мог искупить свою вину передо мной. И перед Настей! Но тебя это, судя по всему, больше не волнует.

— Если бы не волновало, я бы не пытался Василия остановить!

— Не надо пытаться, надо заткнуть ему пасть! Что в этом сложного? Он всего лишь деревенский лопух, возомнивший себя Шерлоком Холмсом. Вытащи на свет божий того, кто затыкал истерящих кутюрье щелчком пальцев, и разберись с ним как можно быстрее!

— Тот, о ком ты говоришь, умер вместе с Настей.

— Вот только не надо давить на жалость. Ты все это дерьмо заслужил!

— Я знаю. Я все исправлю.

— Ничего уже не исправить. Просто оставь все, как есть.

— Хорошо.

Васька подобрал упавшую челюсть за миг до того, как стоящий в дверях ванной комнаты парень развернулся, и уронил ее снова, разглядывая в оба глаза чуть поплывшую и поюзанную, но все равно ангельски прекрасную копию того Алекса, которого он знал.

— Охуеть!

— Ты, стало быть, тот самый Василий, — шагнул к нему парень. Просканировал с ног до головы и зло сплюнул на пол. — Слушай сюда, увалень мухосранский. Я…

— Выражения выбирай, мудила, иначе я тебе ебало так расхерачу, что никакой хирург не соберет, — пришел в себя Васька и сжал руки в кулаки, зверея на глазах.