Зеркало (СИ)

— Василь, остынь, — возник в дверях ванной бледный до синевы Алекс. Постоял секунду и сполз на пол, неловко подворачивая ногу с протезом. — Ты уже достаточно дров наломал.

— Я наломал? — кинулся к нему Васька. Рухнул на колени, обнял его, поцеловал в висок. — Да я даже не начинал! А эту мразь за один только этот разговор с тобой расчленить надо!

— Приструни своего пса, Леша, иначе пожалеешь!

— Я все понял, Саш. Уходи.

— Зато я не понял! — обернулся к стоящему возле лестницы двойнику Алекса Васька. — Дай мне пять минут, мудила, и мы с тобой на улице по душам поговорим! Заодно скорую вызови. Она тебе понадобится.

— Василь, — прошептал Алекс, цепляясь слабеющими пальцами за Васькино плечо. — Скорая понадобится мне.

— Зачем?

— Я психанул… и съел слишком много антидепрессантов.

— Зайка, господи, ну какой же ты дурак, а? — засуетился Васька. Поднял безвольного парня на руки и потащил к ванне. — Давай, блеванем для начала. Потом я вызову скорую, и мы промоем тебе желудок.

— Эй ты, медбрат липовый, имей в виду: если Алексей умрет, я шкуру с тебя спущу. В прямом смысле слова. Он нужен мне живым! По счетам заплатит — тогда и свободен.

— Да ты ж сукин сын, — не выдержал Васька. Уложил Лешу животом на край ванны, поднялся на ноги… но предусмотрительный мудак уже летел вниз по лестнице со всех ног, натягивая на голову маску. — Беги, Форест, беги. Я тебя все равно достану. Клянусь!

…

В себя после этого инцидента Алексей приходил долго. Все, что с таким трудом день за днем восстанавливал Васька, было разрушено в одночасье. Тяжелейшая депрессия накрыла падшего ангела с головой и погрузила в пучину если и не безумия, то чего-то очень на это похожего. Васька с удовольствием свозил бы его к психиатру, но подлый мудак-братец снял со счетов Алексея практически все средства, так что в доме настали тяжелые времена. Денег не хватало даже на зарплату персоналу, что уж про хорошего специалиста (на среднестатистического гроши тратить смысла не было — Васька вполне с этой ролью справлялся) говорить. Одним ведь сеансом не отделаешься.

Алексей свернул проекты на Фрилансе, на которых в последние месяцы неплохо зарабатывал, погрузился в рисование ужасающе-реальных 3D рисунков, от коих волосы на голове дыбом вставали у всех без исключения, и забил на еду, сон и окружающих. Единственным исключением был Васька (на него хрен забьешь), который сдаваться не собирался и окончательно взял бразды правления Лешиной жизнью в свои руки. Уволил практически всех сотрудников, кроме повара Петровича (должно же было остаться в их жизни хоть какое-то удовольствие!) и мастера на все руки Семеныча (осень на носу, кто мелочевку с грядок собирать будет?), выплатил зарплату остальным из своих сбережений и переехал в одну из гостевых спален (ту, которая средневековая пыточная — она была к спальне Алексея ближе других), чтобы держать любимого психа под круглосуточным наблюдением.

Он с удовольствием поселился бы в его постели, но тот даже на невинные прикосновения реагировал неадекватно и выбора Ваське не оставил. «Давай, насилуй! Чего ждешь? Моя задница в аварии не пострадала!», «Не смей меня жалеть! Я тебя насквозь вижу!», «Что, экзотического секса с одноногим уродом захотелось?» — вот далеко не полный список того, что Алексей выдавал, так что пришлось Ваське обитать среди кандалов, шипов, гильотин и прочей подобной хрени. Он мечтал применить все это к мудаку Саше в те редкие моменты, когда не решал финансовые вопросы, не читал медицинские трактаты, не слушал он-лайн лекции и не капал лечебными каплями веры, любви и желания на потихоньку приходящего в себя Алексея.

Рано или поздно, он добился бы своего, если бы не гигантское ростовое зеркало, присланное погожим августовским днем «доброжелателем, пожелавшим остаться неизвестным» в тот момент, когда он отлучился в магазин за продуктами. Зеркало принял Алексей. Лично. Петрович с Семенычем и хотели бы посылку у хозяина отобрать, но ввязываться в драку не рискнули и позвонили Ваське, который прилетел домой быстрее ветра. Ломанулся на второй этаж, в спальню, и нашел там Алексея, уставившимся на свое отражение в упор.

— Давно я себя в зеркале не видел, — сказал он, едва Васька вошел в спальню. — Тощий, зеленый, безобразный, да еще и безногий к тому же. Красавчик, куда ни плюнь. Ты говорил, что мои шрамы — ерунда, украшающая настоящего мужика. Что ожоги на лице — всего лишь симпатичная татуировка белого и пушистого зайки. Что время лечит абсолютно все, и мои уродства в том числе. Но за полгода, что я прожил вслепую, ничего не изменилось. НИЧЕГО! Я думал, что выздоравливаю, а ты нагло мне врал!

— Я не врал!

— Посмотри на меня! — заорал Алексей и кинулся к Ваське, замахиваясь рукой: то ли чтобы отвесить пощечину, то ли чтобы залепить в глаз. – Я по-прежнему урод!

Васька ее, конечно же, перехватил, а его самого в своих загребущих ручищах запеленал. Этого хватило, чтобы Алексей сорвался: забился в истерике и зарыдал в голос.