— Не все так плохо, как могло бы быть. У вас есть деньги, а значит, вы можете позволить себе протез, который заменит ногу на 99%. Я могу заказать его для вас через знакомых в Штатах.
— Мне все равно.
— Тогда подпишите здесь, здесь и вот здесь. Это бланк заказа, я на всякий случай с собой прихватил.
— А лицо мне новое случайно не прихватили?
— Нет, но у меня есть парочка знакомых пластических…
— Идите нахуй, доктор.
— Ладно. Я понял. В другой раз.
…
Сашка, бледный, как смерть, бродит по палате из угла в угол и сводит меня с ума, повторяя одно и то же:
— Она мертва. Настя мертва. Сломала шею и сгорела. Превратилась в пепел. Навсегда. Умерла.
— Сашка, перестань, — прошу я.
— Ты убил ее. Убил! Я любил ее, а ты убил. Просто так. Ни за что!
— Сашка…
— Гори в Аду, сукин сын! Ей было всего 18!
— Прости…
— Простить? Вот так запросто взять и простить?!
— Я сделаю все, что ты скажешь. Даже покончу с собой.
— Ну уж нет. Огонь обнажил твою истинную сущность, чудовище, но оставил в живых, чтобы ты до конца своих дней помнил о том, что натворил.
…
Я смотрю в зеркало, и меня снова рвет. Мое лицо с детства было мной, а теперь меня тошнит от одного только взгляда на то, что от него осталось. Почему я не умер в огне? Почему ни черта не помню о том вечере? Может, это наказание? Может, кто-то там, наверху, решил, что я претендую на лавры ангелов, и превратил меня в демона в назидание другим?
Я не могу больше смотреть на свое отражение. Я сойду с ума! Маска поможет мне сохранить остатки разума. А еще рисунки. Они помогут выплеснуть эмоции, разрывающие меня на части. И Сашка. Я должен искупить свою вину перед ним. Он любил Настю больше всего на свете, а я ее у него отобрал.
…
Я стою на берегу реки в глухой деревне, смотрю на свое отражение в спокойной, как зеркало, воде заводи возле пирса, мерзну и отчаянно хочу умереть. Не помогла мне маска и рисунки. Не помогли психологи и даже психиатры, потому что пластический хирург, к которому привез меня Сашка, сказал, что огонь слишком сильно повредил нервные окончания, и никакая пластика не сможет сделать мое лицо прежним. Это конец всего. Кому нужен уродливый калека, если он не нужен даже себе самому?
Я покончу с собой, но не сейчас. Сашка — это все, что у меня осталось. Он ненавидит меня и имеет на это полное право, но он мой брат, и я люблю его. Я обещал искупить вину и выполню обещание: отдам свою жизнь в обмен на его. Он продолжит мою карьеру и порадует моих друзей, продюсеров и поклонников новыми работами. Они не заметят подмены, потому что меня не было рядом с ними почти два года. Долгий срок для шоу-бизнеса.
— Никто не должен заподозрить обман, — говорит Сашка. — Мои друзья будут наведываться сюда часто, так что веди себя, как я, и не вздумай снимать маску. Пусть думают, что ты, то есть я, псих, ведь это недалеко от истины. Может, мои карточные долги спишут. Чем черт не шутит?
— Хорошо.
— Займись рисованием, в школе у тебя неплохо получалось. Это поможет тебе оплачивать счета. На мои, то есть свои, деньги больше не рассчитывай. Я не дам тебе ни копейки!
— Хорошо.
— Имей в виду: я буду молчать о том, что ты натворил и кем стал; буду притворяться тобой на показах и фотосессиях; буду общаться с фанатами и не буду появляться здесь до тех пор, пока ты не искупишь свою вину до конца.
— Тогда мы больше никогда не увидимся.
…
— Васька, еб твою мать, ты зачем снег на саженцы березовые кучей навалил? Сломал, поди, нахер все!
— Что ты, как пожарная машина, воешь? Задумался я. О смысле жизни, высоких материях и бесконечности. Вот скажи мне, Семеныч, ты о смысле жизни часто думаешь? Тебе же уже под шестьдесят. Пора подводить итоги и делать выводы.
— Ты мне свои мозгоебские штучки брось! Ты сюда дворником работать пришел? Вот и работай. Молча.
— Я и работаю. Но молча работать неинтересно. Данные, полученные эмпирическим путем…
— Я те щас лопатой по башке дам, и закончатся твои эмпиздрические пути в сугробе. Разгребай, чего навалил, и иди гараж откапывать.
Я стою на крыльце, ловлю диковинные снежинки пальцами и не могу оторвать глаз от лениво ковыряющего снег могучего деревенского парня, который нетривиально отлынивает от работы и то и дело бросает на меня крайне заинтересованные взгляды. Я не могу их игнорировать.
Они будят во мне того, кто умер. Того, кто уже давным-давно не думает о сексе. Того, кто вспоминает о нем, когда парень, заметив мой интерес, окончательно перестает притворяться, что работает: подходит ко мне, смотрит в лицо хитрющими зелено-голубыми глазами, а потом стягивает с головы черную пидорку, являя миру золото растрепанных волос, и расправляет плечи. «Косая сажень в плечах». Теперь я знаю, что это выражение значит.
— Босс? Хотели чего?
— Тебя, — беззвучно отвечаю я и впервые радуюсь тому, что мое лицо надежно скрыто маской.
— Босс?
— Меня зовут Алекс.
— А я Василий.
— Новый дворник?
— На самом деле я умник и мозгоеб, а в дворники к вам пошел, чтобы форму не потерять, — улыбается Василий и нагло мне подмигивает. — Хотите, продемонстрирую?