Зеркало (СИ)

Я загонял всех и себя в том числе. Один Василий держался бодрячком, но я знал, что и он на пределе, хотя бы потому, что вот уже вторую ночь подряд он меня не домогался. Вообще! Падал рядом со мной в обновленной спальне замка бревном и с трудом просыпался утром. Но я был неумолим. Я имел на это право, потому что мой родной брат-близнец сделал все, чтобы превратить мою жизнь в Ад и весьма в этом преуспел. Мало того, он убил Настю — девушку, которую, я знаю это совершенно точно, любил. Если черную зависть ко мне я еще мог хоть как-то понять, то ее убийство было выше моего понимания. Как можно убить того, кого любишь?! Мой брат — сумасшедший мудак, и это было очевидно всем.

Увы, Сашка был умным мудаком, иначе не прожил бы так долго и не наворотил столько дел. Мне пришлось собрать в кучу все мои покоцанные мозги, чтобы придумать план, благодаря которому я смог бы не только вернуть себе имя, деньги и друзей, но и отомстить. Василий, Семеныч, Петрович, а также дед Михей (примкнувший к нашей команде во время ремонта дома и окопавшийся в нем настолько прочно, что выгнать его не было никакой возможности) не верили в закон, но верили в правосудие, а потому поддерживали меня во всех моих злодейских начинаниях.

Очередная переделка дома была закончена ударными темпами, а новые зеркала развешаны на старые места. Информация о последних месяцах жизни Сашки, а также обо всех моих счетах (которые изрядно за время моего отсутствия истощали) и контрактах (половину из которых он благополучно проебал) получена. Актриса, в гриме похожая на Настю как две капли воды, призвана к нам в деревню, массовка рвалась в бой, а место в краевой психиатрической больнице пригрето. Так, на всякий случай.

Оставалось только подготовить декорации, чем мы, собственно, не покладая рук, и занимались. Вот тут-то и пригодились девайсы, оставшиеся от безумных вечеринок и садо-мазо-пыточных гостевых комнат. Они вписались в мои нереально реальные 3D рисунки как родные. Нам пришлось завешивать всю эту красоту простынями, потому что даже мне, автору и исполнителю, было от наведенного на дом временного марафета не по себе, что уж про остальных заговорщиков (коих с каждым днем становилось все больше и больше) говорить.

Василий, правда, делал вид, что не боится, однако после того, как я примерил черный облегающий костюм, на котором светящейся в темноте краской нарисовал абсолютно правдоподобный скелет и за который он меня чуть с перепугу не прибил, делать вид перестал. Обматерил с ног до головы и на полном серьезе пообещал свернуть шею, а следующим утром, не успел я глаза толком проковырять, вынес мне мозг.

— Леша, я так больше не могу. Ты сделал все, чтобы свести с ума своего брата, но еще чуть-чуть, и сведешь с ума нас всех. За компанию! Петрович боится ходить по дому не только ночью, но и днем. Дети из Школы Искусств воруют огурцы с твоих грядок, закрыв глаза. Семеныч носит в кармане святую воду. Дед Михей гремит кандалами и днем, и ночью!

— А ты?

— А я хочу заняться с тобой любовью, но обламываюсь с этим так долго, что скоро стану импотентом.

— Кто мешает тебе заняться этим замечательным занятием прямо сейчас? — томно потянулся я, незаметно укладываясь на левый бок: уродливой половиной лица в подушку, а культяпкой в одеяло. А что такого? Ангелом быть мне нравилось куда больше, чем демоном. Я им скоро снова стану (пластическая хирургия (настоящая, а не липовая, добрым братцем рекомендованная) мне в помощь), только вот с местью разберусь.

Василий тяжело вздохнул, пересчитал мои (че-то как-то слишком сильно выступающие) ребра пальцами, коснулся глаз (надо полагать, серых кругов недосыпа под ними) губами и сказал:

— Ты похож на сбежавшего из концлагеря ребенка. От тебя за прошедшую неделю одни глаза да локти остались. Какой секс? Обнять и плакать.

— В депрессию впаду, — показательно надулся я и заполз к нему на грудь змеей.

— Я на тебя зеркало уроню, мигом в себя придешь, — обнял меня он.

— Тогда я опять все забуду, — обхватил его бедра ногами я и сел на него верхом. Поерзал попцом по паху. — И тебе придется начинать все сначала.

— Я начну с главного. Скажу, что ты любитель гамбургеров и газировки, и буду кормить тебя ими с утра до ночи до тех пор, пока ты в колобка не превратишься, — засопел носом Василий и провел руками по моей спине, а потом и по ягодицам. Потискал их. Прошвырнулся до коленей и вернулся на мой напрягшийся попец.

— Если я превращусь в колобка, ты меня разлюбишь, — склонился над ним я.

И начал прокладывать поцелуйную дорожку с соска на его широкой груди к шее. По кадыку языком. В колючую челюсть губами до губ, и не подумавших мне сопротивляться.

— Я буду любить тебя любым, — прошептал Василий, гуляя руками по моей спине и все чаще ныряя под плавки на заднице.

— Лучше люби меня сейчас. Таким, какой я есть, — поймал его на слове я.

— Мертвого уговоришь, — рассмеялся он. Скинул меня на постель, запустил руку в трусы, чтобы…

Бам. Бам. Бам.

— Парни, Настя приехала. Я ее по дому не поведу. Помрет еще со страху, а мне отвечай.

— Блять! Да что же это!