Зет

— Не знаю, как она называется. Да та, что пришла из Афин. Я там с корзиной, зажатой между ногами, смахиваю на гангстера. Грамоте я не обучен, — продолжал он с жаром. Второй класс начальной школы не кончил, и заголовки в газетах читаю по слогам. Поэтому я сроду газет не покупаю. Но сегодня, ровно в десять, мимо моего ларька проходил газетчик. «Не знал я, что ты хулиган», — сказал он мне с укором. «Это я хулиган?» — с удивлением спросил я. Тогда он достал какую-то газету из связки, что держал под мышкой, развернул ее и сунул мне под нос мою фотографию. Я прямо обомлел. В первый раз довелось мне видеть себя в таком жалком виде... Парень тот работает в агентстве печати Куцаса, у него киоск на углу улиц Венизелоса и Эгнатия. Каждый день утром проходит он мимо меня, и мы всегда здороваемся... Я тут же побежал к своему брату — он человек грамотный, рассказал ему все в подробностях, и он посоветовал мне обратиться в Главное управление безопасности и узнать там, где вы находитесь. Я так и сделал, а потом приехал сюда. Ну, так вот, господин Пирухас, я тебя вижу впервые. Как это ты берешься утверждать, что видел меня раньше?

Следователь не мог скрыть своего волнения. Его потрясла наглость Зверозавра. Благодаря его признанию внезапно обнажился прекрасно налаженный механизм, действовавший с точностью часов. Лишь одно колесико в нем соскочило и нарушило всю систему. Карты спутало дьявольское совпадение, одно из тех, что позволяют раскрыть многие великолепно подготовленные преступления. Это совпадение заключалось в том, что именно сегодня первый самолет компании «Олимпиаки» опоздал на час и афинских газет, поступавших обычно в киоски в десять часов утра, в то время не было еще в продаже. Следователь знал это: когда он совсем недавно заказал в кофейне утренние афинские газеты, ему ответили, что они опаздывают «из-за тумана на аэродроме Эллинико».

— Ну, так ты меня знаешь? — приставал Варонарос к

Пирухасу.

— Где-то я встречал тебя прежде, — с насмешкой проговорил депутат.

— Посмотрите на него повнимательней, — обратившись к больному, сказал тогда Следователь, — потому что до суда вы его больше не увидите.

И он тотчас приказал полицейским, охранявшим в больнице Пирухаса, арестовать Варонароса и препроводить куда следует для допроса.

Тут гигант расплакался. Все его огромное тело сотрясалось от рыданий. Он плакал как ребенок.

— Это действительно я, он узнал меня! — всхлипывая, твердил Варонарос.

Но как только он вышел из больницы и столкнулся с журналистами, приготовившимися его фотографировать, он поднял руки над головой и дерзко заявил:

— Нет, это сделал не я. Он меня не узнал. Он все перепутал. Это сделал не я. — И потом попросил заснять его в красивой позе, чтобы он выглядел привлекательным.

Адвокат Янгоса и Вангоса, ставший теперь также защитником и Варонароса, потребовал у Следователя двое суток для подготовки своего клиента к допросу. И по истечении этого срока, когда Следователь заканчивал составление обвинительного акта, Варонарос не казался ему уже таким дерзким и вызывающим, как раньше. Он производил впечатление несчастного, раскаявшегося, приниженного человека, будто сделали его фотографию с максимальным уменьшением.

Его прошлое не было столь богато событиями, как у двух других обвиняемых. Он с трудом зарабатывал себе на жизнь — ведь у него не было разрешения торговать на рынке Модиано. Разрешение имел его компаньон Маркос Загорьянос, и восемь лет они проработали вместе. Ларек Маркоса выходил на улицу Гермеса между центральным и правым входом на рынок. Варонарос торговал яйцами, фруктами и овощами. Доходы он делил прежде с Маркосом, но тот был добрым человеком и не притеснял своего компаньона. Маркос, упокой бог его душу, жил по заветам церкви. Между прочим, он был хорошим певчим. Имя Христа не сходило с его уст. Должно быть, он попал в Конце концов в рай. Таких хороших людей, как он, бог берет поближе к себе. Но он, Варонарос, хотел выхлопотать для себя разрешение на торговлю. Он подал прошение три года назад, когда префектом полиции был теперешний Генерал, но в просьбе ему отказали. Два его брата слыли коммунистами. Поэтому в полиции его тоже считали левым. Но сам он не состоял ни в какой партии. Он даже не мечтал о своем собственном ларьке. Нет. Он просил, чтобы полиция с согласия Маркоса разрешила бы им на пару держать ларек, тогда бы он почувствовал почву под ногами. Точно он сердцем чуял — Варонарос готов был разреветься, — что бедняга Маркос скоро отправится на тот свет. В полиции ему не дали такой бумаги, а продлили разрешение на имя Маркоса Загорьяноса. И вот в этом году в четверг на страстной неделе, когда Маркос пел в церковном хоре и старался изо всех сил тянуть псалом, сердце его не выдержало. Наследниками его стали старуха мать и жена Захаро.