После того как удалось проникнуть в алтарь храма, где скрывались убийцы, и тех стали по одному упрятывать за решетку, оставшимся на свободе судьба не предвещала ничего доброго. Одним из таких преступников был этот наглейший член ЭКОФ, готовый всегда затеять драку. Скопилось достаточно улик, чтобы посадить его на скамью подсудимых. Свидетели сообщили о нем куда следует. Сам Кареклас, конечно, все отрицал. Он заявил Следователю, что дочка Пирухаса влюблена в него и, решив, будто он не отвечает ей взаимностью, захотела ему отомстить, тем более что ей известны его крайне правые взгляды. Ее побуждения, дескать, вполне понятны и никого не могут обмануть. В тот вечер, когда произошли беспорядки, у него было назначено свидание с другой девушкой, и, вместо того чтобы выплеснуть ему в лицо серную кислоту, дочь Пирухаса совершила еще большую подлость: обвинила его в том, что он избил ее раненого отца.
И пока дочка, сидя у его изголовья, меняла ему компрессы на голове, Пирухас думал о террористе Карекласе, оказавшемся к тому же и клеветником.
Между тем в Нейтрополе, красе Салоникского залива, жизнь, полная летней неги, шла своим чередом. Сквозь решетки тюрьмы Геди-Куле Янгос смотрел на город, убаюканный полуденным ветром, дувшим с залива. Этот ветер приносил с собой в тюрьму, стоявшую на горе, чистый воздух без примеси цементной пыли, запорошившей новую часть города. Из другого окна Янгос мог разглядеть свой квартал под огромной подковой нового стадиона. Дважды пытался он покончить жизнь самоубийством, но неудачно. Про него все забыли. Он считал, что большие люди принесли его в жертву, и вспоминал мудрые слова дяди Костаса, сказанные им в ту среду на стоянке грузовичков на улице императора Гераклия: «У тебя, Янгос, жена, дети. Не ввязывайся. Большая рыба заглатывает маленькую». Жизнь продолжалась без него. В нем никто не нуждался. Его «покровителям» надо было только, чтобы он молчал отныне и вечно, и при желании им легко было этого добиться.
Вангос нашел в тюрьме то, чего ему всегда недоставало: возможность отоспаться. Он спал без конца. Вангос потолстел, округлился и изредка, чтобы не забыть, как держат в руках кисть, белил тюремные стены.
Варонарос, напротив, похудел. И сердце его готово было разорваться, когда по воскресеньям он слышал крики и шум, долетавшие со стадиона, где проходили футбольные матчи.
Главнозавр, который тоже угодил в Геди-Куле, напоминал учителя, провалившегося на экзамене вместе с учениками.
А в Нейтрополе жизнь шла своим чередом. В театре, расположенном в парке, давали «Птиц» Аристофана. В Баксе-Цифлики состоялось открытие нового пляжа. В Тагарадес, по пути в Миханиону, землю срочно делили на участки, чтобы распродать греческим рабочим, возвращающимся из Германии. Для постройки большого завода Том Папас продолжал отбирать у крестьян поля возле Диавата. Люди купались в море, женились и умирали. Танцевали в «Качелях» и скучали в «До-ре». Один сумасшедший сбежал из городской психиатрической больницы. Море выбросило труп неизвестного. Дракон до сих пор не был пойман. Дамы-патронессы из общества слепых каждый день играли в карты. Веранды по вечерам поливали, и после поливки на тротуарах стояла вода, будто это дома помочились. Луна в Арецу стала тусклой, словно покрылась плесенью. Кемпингов в этом году открылось сравнительно мало. И наконец, прокурор Ареопага вынес решение, что жандармерия несет ответственность за нарушение долга, граничащее с преступлением.
— В случае дальнейшего оскорбления корпуса греческой королевской жандармерии я вынужден буду покончить жизнь самоубийством. — Он достал из внутреннего кармана мундира маленький плоский пистолет и приставил его к своему седому виску, держа толстый палец на спусковом крючке.
Самидакис растерялся: нешуточное дело — услышать такое от Супергенерала.
— Хорошо, я подпишу, — согласился он.
Супергенерал вздохнул с облегчением.
— Ну и прекрасно. Теперь я вижу, что ты истинный критянин.
Четыре часа продержал он Самидакиса в своем кабинете, убеждая изменить показания. В последнее время жандармерия подвергалась постоянным нападкам, и не хватало только, чтобы выплыло наружу, что жандармы выстригли этому студенту клок волос.
— Ты должен сказать, что постригся сам.
— Как это? Почему?
— Из-за жары.
— Наголо?
— Потому что у тебя выпадают волосы. Где твой парикмахер?
— Возле Арки.
— Мы можем заставить его заявить, что у тебя действительно выпадают волосы.
— Но, господин Супергенерал...
— Называй меня просто дядюшкой...
— Но... дядюшка... Выпадение волос...