Зет

Супергенерал расплакался, как младенец. Его адъютант стал нервно крутить на пальце обручальное кольцо. Самидакис окончательно растерялся. И когда Супергенерал достал пистолет и приставил его к своему виску, присутствующим показалось, что он приветствует кого-то вышестоящего. Студент провел рукой по свой бритой голове, и, уколовшись о короткие жесткие волосы, нахмурился.

— Ну, ладно, — пробурчал он. — Я согласен, но при одном условии.

— Все, что хочешь, малыш.

— Через несколько месяцев мне надо идти в армию. Сейчас я солгу, что остригся по собственной воле, но вы мне дадите подписку, что на Коринфском пункте новобранцев меня не остригут наголо во второй раз.

Супергенерал от восторга подпрыгнул на стуле. Он вытер платком слезы, выступившие на глазах, и высморкался так громко, что задрожали стены участка асфалии. Потом в кабинет принесли протокол, где были записаны старые показания Самидакиса, и разорвали у него на глазах. Студент подписал новые показания. В тот день он ночевал в участке, чтобы спастись от преследования журналистов.

17

Журналист позвонил к ней в квартиру. Она открыла дверь.

— Я не смею надеяться, госпожа Зет, услышать от вас хоть слово. Понимаю, что напрасно побеспокоил вас, но мне хотелось бы узнать...

«Сейчас мне страшно не хватает твоего лица, твоего лица — географической карты земли, как ты говорил о лице своей матери; мне не хватает твоих глаз, чтобы быть красивой, твоих губ, чтобы любить свои губы. Сейчас мне не хватает всего тебя. Сорок дней прошло с тех пор, сорок два дня прошло с тех пор, как ты перестал меня узнавать; я приехала туда, в больницу, подошла к твоей постели и увидела, что врачи всеми средствами пытаются оживить мертвый мозг в живом теле. Но только теперь я осознала, что ты постепенно растворяешься в моей памяти. Я помню твои отдельные черточки, а всего тебя не могу уже представить себе. И прежде я расставалась с тобой на целые месяцы, но знала в душе, что увижу тебя снова, поэтому твое столь долгое отсутствие искупалось радостью предстоящих встреч. А теперь...»

— Как вы объясните тот факт, что за дело вашего мужа взялись адвокаты-коммунисты?

«Я знаю, что все происходит теперь в мире, который стал для тебя уже далеким, который не может больше тебе принадлежать, раз ты умер. Иначе все было бы просто: один жест, одно слово, одна размолвка, один поцелуй в лодке, одно судорожное движение, одна сигарета, и все стало бы человечным, бесконечно человечным. Мы бы поняли друг друга, и люди поняли бы нас. Теперь меня никто не может понять, и тем больше не понимает, чем дальше ты уходишь от меня, от моей скорби и превращаешься для других в символ, в знамя».

— Вас не трогает посмертная политическая спекуляция на имени вашего супруга?

«Я знаю, что ты всегда желал этого. Из вполне естественного честолюбия. Ты часто повторял: «Горе тем, кто ни к чему не стремится». Но поверь мне, одно дело стать героем при жизни, и другое, совсем другое, когда мечты твои сбываются после смерти. Ведь я осиротела, когда тебя приобрел мир».

— Не собираетесь ли вы поступить на службу?

«По утрам ко мне в окно проникает какое-то новое солнце, потому что я не вижу больше тебя рядом со мной. Темная линия ночи — это яд. Где состоится наше следующее свидание? В какой точке горизонта?»

— Не думаете ли вы написать когда-нибудь книгу о пережитом вами?

«Ночь, словно саван, окутывает тебя. Она скрывает твои морщинки, проступавшие только после бритья. Те тончайшие черты лица, благодаря которым человек отличается от тысяч себе подобных. Прежде всего исчезнут твои поры, поглощавшие воздух. Потом родинка. Затем складочки возле носа. Краски и линии на географической карте поблекнут, точно она плохо напечатана, и синева моря сольется с зеленью гор».

— Были у вас с мужем когда-нибудь ссоры из-за идейных разногласий?

«Я живу без тебя, а это значит — я не понимаю, что со мной происходит, и не хочу понимать. Постепенно тупею. Кровь густеет, медленно течет по моим венам. Я живу без тебя, а это значит — я лишена всего. Свет на твоем пути — мрак в моем доме. Для других ты возвестил солнечный восход, а для меня погасил луну».

— Как вы проводите время здесь, в уединении?

«Теперь я ищу в воздухе частицы, сохранившие память о том, что ты здесь проходил. Ищу твои любимые улицы, дома, по которым скользил твой взгляд. Я не могу, как принято выражаться, быть на высоте положения и утешиться после твоей гибели. Меня не трогает ни то, что говорят и пишут о тебе, ни ход следствия. Сидя у адвоката, я неотступно думаю об этом. А потом — зияющая пустота, пустота, заполненная тобой».

— Ваш супруг был нежен с вами?

«Мне ужасно недостает тебя. Я тоскую. И теперь, когда ты не можешь быть со мной, все постоянно напоминает мне о тебе; какую газету я бы ни раскрыла, всюду пишут о тебе. Но несмотря на это, я страшно одинока, потому что только твое живое присутствие могло бы меня убедить, что ты в представлении людей не стал призраком, который служит им защитой от собственных слабостей».

— Намереваетесь ли вы в будущем выйти еще раз замуж?