А были ведь и коллективные изнасилования. Жак описал историю молодой красивой польки, выпускницы Варшавской политехнической школы; ее арестовали после того, как она принимала участие в Варшавском восстании против нацистов. Товарки нашли ее на дне заброшенного колодца: она подверглась групповому изнасилованию, причем оно было инспирировано начальством: «У советских заключенных это называлось “пропустить через трамвай”; говорилось также “огулять хором”, “огулять колхозом”. Хотя я знал одну девушку, которой удалось всем отказать. Мужчины, которых она отвергла, в конце концов объединились для ее защиты по принципу “если я с ней не спал, так и ты не будешь”».
О гомосексуализме Жак в лагере никогда не слышал. «В мое время и до конца пятидесятых такие случаи были невероятно редки. Помню одного армянского лавочника, арестованного за гомосексуализм; за это преступление давали пять-шесть лет, если впервые, и от пяти до десяти за рецидив. На каждой поверке следовало называть свою статью, поэтому все об этом знали. Русские гомосексуалистов традиционно презирали и шельмовали, но у некоторых кавказских и азиатских народов гомосексуальность была более распространена. Начиная с шестидесятых, судя по воспоминаниям и рассказам зэков тех лет, об этом стали упоминать чаще. Но я к тому времени уже с ГУЛАГом расстался.
Сцена, которую я в “Утопии” назвал “Окурок”, когда я застал в отхожем месте пару, занимавшуюся сексом, показала мне лучше, чем все книги на свете, как деградируют люди в так называемых “исправительных” лагерях. Причем это “исправление” было частью огромной общественно-политической лаборатории по созданию “нового человека”, так что подвергался ему не только ГУЛАГ, но и вся советская система, самым точным воплощением которой он являлся. Сперва у меня много времени ушло на то, чтобы осознать, что я и мои товарищи вовсе не жертвы судебной ошибки, сбоя в работе системы. А потом, борясь за выживание, я постепенно осознал, что пресловутый “новый человек” – это омерзительное отребье человеческого рода, выведенное, выращенное, клонированное в ГУЛАГе по модели, разработанной советской коммунистической системой, за которую я когда-то готов был без оглядки пожертвовать жизнью».
Жак наряду со многими другими инстинктивно старался сохранить в себе человеческое начало; этим, а также некоторыми исключительными чертами его характера объясняется то, что он выжил в ГУЛАГе и прожил долгую жизнь.
14. Да, я коммунист и вы коммунист, только между нами колючая проволока
В лагере убивает работа, поэтому всякий, кто хвалит лагерный труд, – подлец или дурак.
В частности, Жаку удалось продержаться до конца, потому что он умел компенсировать те качества, которых ему не хватало, своими преимуществами. «Я сознавал, что я всего лишь атом в общей массе, я не зацикливался на собственной персоне и стремился не столько оплакивать свои несчастья, сколько по возможности больше узнать и понять. И потом, я ведь хорошо рисовал! Еще по пути в Норильск я подружился с несколькими инженерами, крупнейшими специалистами в своей области; в лагере я вновь с ними встретился. Им тем временем удалось создать прямо в лагере конструкторское бюро. Кое-кто из них пользовался некоторым влиянием, несмотря на свое положение заключенного. Директор бюро мог сказать своему вольнонаемному заместителю, что ему нужен чертежник, то есть я. Кроме того, я рисовал портреты. Сначала рисовал моих товарищей, тех, кто хотел послать свое изображение жене и детям. Постепенно об этом узнали все. Начальникам стройки тоже захотелось получить свои портреты, это послужило мне рекламой. Даже начальство, чиновники, которым легко было заказать свою фотографию, предпочитали мои рисунки. Поэтому иногда я не шел долбить лопатой мерзлую землю, или грузить бревна в вагоны, или работать в шахте – вместо этого меня приглашали в будку, служившую конторой, и я рисовал портреты. Конечно, нужно было добиваться сходства. Портрет Сталина в манере Пикассо – это был бы прямой путь в карцер!»
Эти привилегии продолжались недолго. Однажды ночью за Жаком пришли и отвели его из барака за пределы зоны, в кабинет к оперуполномоченному. Охранник провел его через пропускной пункт. Часовой пропустил его и повел к сотруднику НКВД:
– Вот заключенный, которого вы вызывали.
Жака усадили в приемной и довольно долго там продержали. Ночь в разгаре, Жак думает о том, что завтра ему целый день работать, что в пять утра уже побудка, что во сне не чувствуешь голода… «Наконец оперуполномоченный отворил дверь своего кабинета и пригласил меня. Он завел разговор о том о сем, о красотах северного сияния… Будто мы с ним сидели в кафе! Это продолжалось десять минут… двадцать минут… А потом сразу, без перехода:
– Итак, что делается в бараках?
Я был сбит с толку.
– Ничего. Сейчас все спят. А меня вот разбудили среди ночи!
– Не беспокойтесь. Скоро пойдете досыпать.