Пригодился Жаку и его театральный опыт, восходивший к временам, когда он, восторженный молодой коммунист, занимался образованием рабочих и ставил с ними сценки и пьесы. «У “вольняшек” был свой театр – там всё делали заключенные, по каторжной традиции, идущей еще с царских времен и описанной у Достоевского. Впрочем, богатые помещики до освобождения крестьян тоже держали театры, где играли крепостные актеры. Как видим, марксизм-ленинизм не полностью искоренил старинные обычаи… Лагерные театры бывали двух типов. В нашем лагерном секторе актеров не освобождали от общих работ, они должны были играть в свободное время. Зато их официально признавали актерами, и они участвовали в спектаклях для всего лагеря, хотя это случалось нечасто: ведь политзаключенным полагалось перевоспитание на самых тяжелых работах. И всё же начальник лагеря, отвечавший не только за дисциплину, но и за выполнение производственного плана, понимал, что театр поднимает настроение охране и содействует эффективности труда строителей завода.
Теоретически театр обоих типов предназначался для одной и той же публики. “Культура”, как его называли в лагере, был пропагандистский театр, призывавший заключенных надрываться из последних сил во имя светлого будущего. Почему в Советском Союзе почти все умели читать? Чтобы сподручнее было скармливать им пропаганду. Среди исполнителей попадались прекрасные артисты из Большого театра, из Кировского, осужденные кто на десять лет, кто на пятнадцать, они радовались случаю выйти на сцену даже в таких условиях, даже для того чтобы играть перед нашими мучителями, лишь бы не долбить мерзлую землю. То же самое и с певцами – в лагере их было много, не зря я услышал пение еще на барже, которая несла меня по Енисею в лагерь. Для этого театра мне иногда предлагали намалевать декорации, если удавалось раздобыть материал и краски. После отъезда Павлова я стал работать декоратором и в театре для “вольняшек”.
Иногда актеры-заключенные сочиняли юмористические сценки, в которых высмеивали вольнонаемную публику, – это происходило уже после Второй мировой войны. Советская экономика была по-прежнему в разрухе. И вот наш зэк-драматург придумал такую сценку, в которой герой, вольнонаемный инженер, такой же, как наши зрители, лупит свою курицу за то, что она вместо яиц несет только яичный порошок. Избиение происходило за кулисами, потому что, разумеется, курицы самой не было, а был один из наших актеров, квохтавший за сценой. Инженер в ярости выскакивал из-за кулис и жаловался, что курица продолжает нестись порошком, хотя война кончилась три года назад и по официальным данным экономика уже восстановлена. А иногда актеры играли сцену из какой-нибудь классической пьесы – ставить всю ее целиком у нас не было возможностей».
Все эти вольнонаемные, инженеры и служащие, благоденствовали в новых домах города Норильска, которые за несколько лет ожесточенного труда возвели на промерзлой сибирской земле Жак и его товарищи по несчастью. «Когда я приехал, Норильск был просто куском тундры. Города не было, город построили мы, лагерники, своими руками. Проектировали прямо на месте. Среди нас было два армянских архитектора, Масмарян и Кочарян. Обоих, молодых и многообещающих художников, после выдачи дипломов послали в Италию изучать архитектуру. Когда в тридцать седьмом они возвратились в СССР, их уже поджидал НКВД. Ведь они вернулись из-за границы, а там, как известно, всех без исключения вербуют в шпионы. Норильск был построен во многом благодаря их вкладу. Когда я приехал туда в тысяча девятьсот девяносто шестом, город насчитывал уже около двухсот пятидесяти тысяч жителей».
Когда-нибудь в далеком будущем, быть может, воздадут должное этим строителям городов и промышленных предприятий, которые были подобны античным рабам, возводившим пирамиды, последние пристанища своих повелителей. Но в те времена, если бы зэков освободили, кто бы строил города, кто бы валил лес и вручную долбил мерзлую арктическую землю? Если бы Жак по-прежнему был истовым коммунистом, он бы наверняка это понял. Но Жак уже перестал быть коммунистом.
15. Как Жак-француз перестал быть коммунистом
«Справочник по ГУЛАГу», «Ах, как она была прекрасна, эта утопия!» и книжка, которую мы с тобой пишем сейчас, – всем этим я пытаюсь искупить тот вред, который нанес, агитируя людей за коммунизм.