Жар под золой

Из их разговора я не мог понять ни единого слова, ветер подхватывал и уносил слова, но зато я видел, что обе они в прекрасном настроении.

Потом они направились к участку, отведенному под фамильные склепы, а я незаметно последовал за ними. Меня разбирало любопытство: ведь что ни говори, а если Пфайферша решила прогуляться, это уже само по себе сенсация.

Пфайферша остановилась перед старым склепом и придержала за руку Габи, которая хотела пройти мимо. Потом вдруг старуха возбужденно ткнула Габи в бок, указала на могилу, и обе женщины оцепенели.

И тут Габи с криком бросилась бежать, а Пфайферша, чуть помешкав, припустила следом. Вот уж не подумал бы, что старуха до сих пор так резва на ногу. Они бежали не к главному входу, а к южной калитке.

Спятили обе разом и заводятся одна от другой, их, наверно, и вообще-то нельзя выпускать из дома.

Я тоже поглядел на склеп.

Его покрывал мох, и мрамор на нем пожелтел, как пожелтели все камни, поставленные в самом начале века, и у стоявшего перед широкой могильной плитой ангела высотой в человеческий рост не хватало правой руки; сама могила обросла плющом, а вокруг склепа шла живая самшитовая изгородь, которую, если мне не изменяет память, летом подстригал садовник.

Самшит изгоняет дьявола и защищает от ударов молнии. У нас дома в кухне на стене за печкой всегда висел пучок самшита, чтобы защитить дом от злых духов.

Ничто вокруг склепа не привлекло моего внимания. Но ведь женщины без всякой причины не убежали бы в таком ужасе.

Из надписи, когда-то вызолоченной, следовало, что в этом склепе захоронено четыре человека: старший — в 1911 году, младший — в 1958, стало быть, почти двадцать лет назад, причем у троих была Фамилия Боймлер, а у четвертого — Тимм.

Я еще и еще обходил вокруг склепа, купленного в свое время, как видно, людьми с достатком, и наступал при этом на усики плюща, достававшие мне почти до колен.

Потом я обратил внимание на кусок дерна, который не лежал на своем месте, а был слегка сдвинут в сторону.

Вот уже девятнадцать лет за этой могилой никто не ухаживает, только изгородь подстригают; из кладбищенского журнала мне известно, что какая-то дальняя родственница в Америке ежегодно переводит на счет местного садоводства определенную сумму, чтобы могила содержалась в относительном порядке, но какое уж тут содержание, разве что садовник слегка подстрижет усики плюща, чтобы дорожки не зарастали.

Я оттащил в сторону отрезанный кусок дерна и увидел щель с ладонь шириной.

Из щели торчал брусок.

Я чуть сдвинул плиту и попытался вытащить брусок из склепа.

Вытащил же я лестницу.

В лестнице было четыре перекладины.

Я огляделся по сторонам, но никаких посетителей в этой части кладбища не обнаружил. Я так заровнял могилу, чтобы никто ничего не заметил. Вообще об этих склепах нынче мало кто заботился. Они охранялись государством как памятники старины. Здесь были монументы, камни и скульптуры, которым уже перевалило за сто лет.

Я отнес лестницу в будку, где держал свою утварь, и увидел, что в моей каморке сидит Бюлер, со скрипом выкручивает из бутылки пробку и нагло ухмыляется.

— Ну что, Лотар, так и не желаешь пропустить рюмашку? А иногда от нее большая польза бывает, сразу голова становится ясная.

Бюлер действовал мне на нервы: он приходил всякий раз, когда мне этого не хотелось.

— Ох и намучился ты, Лотар, как я погляжу. С покойниками порой хлопот бывает выше головы.

— А скажи-ка, Бюлер, в чьем это склепе ты прятал тогда трех русских?

— На котором большой Христос с терновым венцом и надписью: «О голова в кровавых ранах».

— Ты не мог бы сходить со мной кой-куда?

— Это в такую-то холодину! — запротестовал Бюлер, но последовал за мной охотно и, к моему великому удивлению, скалясь во весь рот.

Я подвел Бюлера к склепу, из которого достал лестницу.

— Ты знал кого-нибудь из людей, которые здесь лежат? — спросил я.

— Не могу же я знать всех покойников. Дело давнее. Последние похороны были в пятьдесят восьмом, скоро двадцать лет будет. А за могилой присматривает садоводство, ерунда какая, чего тут присматривать, они небось каждый год посылают в Америку здоровенный счет...

— Бюлер, в этой могиле кто-то ковырялся, — сказал я, напряженно следя за его реакцией.

— Верно, садовник, — отвечал он сухо. — Учти, с садовниками надо ладить, если тебе нужен приработок, и очень даже неплохой приработок. Господи, ты поглядел бы, какую прорву денег швыряют люди в пасть садоводству. Они у нас, знаешь какие богачи! Я так всегда говорю: крышку закрыл — и дело с концом. Покой тому, кто помер, покой тому, кто жив. — Он искоса поглядел на меня.

— Бюлер, а на кладбище бывают грабители?

Старик по-прежнему сохранял спокойствие. Он даже усмехнулся и передвинул табачную жвачку от одной щеки к другой.

— Чего тут грабить, Лотар? Покойникам нынче не дают с собой их драгоценности, уж наследнички похлопочут, чтобы ничего не ушло под землю, да они нынче палец отрубят покойнику, если кольцо иначе не снять. Уж я-то их навидался, сперва горько плачут, а потом за наследством скачут... Шантрапа. Никакого почтения к смерти.