Жар под золой

— Не думайте, будто здесь, на сцене, собралась горстка сумасшедших. Всякий, кто не располагает аргументами, говорит своему противнику, что тот дурак либо сумасшедший. Пример истории учит нас, что, когда в Мюнхене зарождалось великое народное движение, у колыбели его тоже стояло всего лить семь человек...

Громкие аплодисменты, отдельные выкрики: «Позор!»

— Довольно экспериментов над нашими университетами! Университеты должны, как и прежде, стать очагом свободного и независимого исследования и преподавания, а не учебным плацем для политических крыс, и притом не серых, а красных...

Бурные аплодисменты, отдельные смешки.

— Всех студентов, которые занимаются политикой, надо гнать из университета взашей, всех преподавателей, которые пробуждают в детской душе сомнения, надо гнать из школы взашей. Этим молодым людям очень и очень пойдет на пользу добровольный рабочий фронт, тем более что каждый третий из них не занимается спортом и страдает нарушением осанки... И еще одно — пусть даже это вызовет смешки кое у кого из присутствующих — до сих пор остается в силе старая истина, точнее, старая народная мудрость, приложимая к экономике: у богатого князя и слугам рай, иначе сынам и дочерям отечества. Не думайте, будто перед вами просто кучка ничему не научившихся, выброшенных за борт неудачников, нет, наши идеи принадлежат молодежи, а следовательно, принадлежат будущему... и это прекрасное будущее.

Доктор Вурм указал на хор у рояля.

Громкие аплодисменты. Свист в зале, выражающий одобрение.

Девушки склонились перед публикой. Клаудия тоже приподнялась со своей вертушки и едва заметно кивнула.

— Ты знаешь тех, кто сидит за столом? — спросила меня Хелен на удивление спокойным голосом.

— Только двоих. Одного звать Оберман, он из Унны. Ты бы тоже должна его помнить, как «короля стрелков», он еще посылал тебе воздушный поцелуй, а другого звать Вайсман, он живет в Верле, фирма по доставке напитков, У него на фургонах написано: «Кто время зря не теряет — желто-синюю вызывает». Других я не знаю... а доктора Вурма ты и сама знаешь предостаточно.

Звучавшие с эстрады слова были для меня лишь звуками, лишенными смысла. Я перестал слушать, но глазами по-прежнему следил за происходящим.

Я толкнул Франка в бок:

— Так это и есть другая Германия?

— Нет, Лотар, другая Германия — на Востоке.

— А эта, на эстраде, какая же?

— Это старая Германия, — вмешалась Хелен.

— Или опять новая, — сказал Франк. — Новой Германии принадлежит будущее, и даже твоя собственная дочь подыгрывает ей на рояле.

Я готов был пристукнуть его за эти слова.

— Перестань, Франк, — взмолилась Хелен, — меня наизнанку выворачивает, когда я об этом думаю. Да и думать-то незачем, достаточно посмотреть.

Я обвел глазами зал. В нем было примерно поровну стариков и молодых, молодежь сидела в куртках, словно замерзла, большинству происходящее доставляло явное удовольствие, они издавали одобрительные выкрики, а среди тех, кто постарше, большая часть сосредоточенно слушала, о чем вещает доктор Вурм.

Там, на сцене, восседали Оберман из Унны, которому я возил ящики, и Вайсман; они улыбались, довольные собой.

Через боковой вход вошел Бальке и прислонился к стене рядом с дверью. Он внимательно вслушивался в слова, которые громко и отчетливо падали на наши головы из микрофона. По его лицу ничего нельзя было угадать.

— Господи, Франк, — сказала Хелен, — да что ж это за люди такие? Верят ли они сами в то, что говорят?

— Неважно, верят ли они, важно, верят ли им люди, которые сидят в зале.

И тут доктор Вурм закричал в микрофон:

— Пора положить конец непомерным требованиям профсоюзов, пора положить конец этому государству в государстве, ибо именно стратегия профсоюзов привела к такому росту безработицы. Эта клика, начисто лишенная чувства ответственности перед обществом, только и заботится, что о своей мошне.

Аплодисменты усилились, хотя и возгласы неодобрения тоже.

Двое парней, сидевших передо мной, заорали:

— Трепло! Подстрекатель! Враг профсоюзов!

Когда снова все стихло, доктор Вурм заклинающе воздел руки и, не теряя самообладания, продолжал:

— Я убеждаюсь, что говорю правду, по вашим аплодисментам, но я убеждаюсь, что говорю правду, и по злобным выкрикам кое-кого из присутствующих здесь, но этим мы пренебрежем, недаром до сих пор справедливо утверждение: если пнуть собаку, она укусит — со страху, разумеется... Друзья мои, надеюсь, мне дозволено будет так вас называть, не выглядя при этом слишком навязчивым, друзья мои, чтобы не оставалось сомнений: мы — мирная организация, мы только хотим приостановить нравственный упадок в нашей стране, с чем уже не способны либо не желают справиться большие партии. Мы хотим укрепить национальное самосознание народа, сделать жизнь более надежной, мы хотим выдвигать аргументы против идеологий, мы хотим убеждать, а не перекрикивать противников...

— Интересно, зачем им тогда пистолеты на кладбище? — спросил меня Франк.

Я вздрогнул, мне показалось, будто Франк выкрикнул это на весь зал.

— Это мы знаем, что у них есть оружие, — сказала Хелен.