Жара в Архангельске

– Ничего нет, – расстроенно бубнил Майкл, – Всё пошло пхахом кохоче говохя…

– Да нет, ты погоди! Вот, смотри: раздел «сдать-снять»… – Олива ткнула пальцем в газетные объявления, – Вот то, что нам нужно!

– Ну и где?

– Да вот… Погоди-ка… Вот…

– Ага! От тхёх тысяч в сутки, – прочёл Майкл, – Нам, знаешь ли, такая хоскошь не по кахману. И то, видишь – тут одни агентства. Нет, ничего мы тут с вами не найдём. Нечего и пытаться…

– Не дрейфь, Майкл! – возразил неугомонный Салтыков, – Пока ищется – будем искать. Или вон, — он кивнул головой на виднеющееся на заднем плане здание Института Склифосовского, — Убьёмся башкой об стену, и ночёвка в Склифе нам с тобой гарантирована.

На поиски ночлега по приемлемой цене они потратили ещё полдня, пока совершенно случайно ноги не привели их к внушительному зданию гостиницы «Космос» на ВДНХ.

— Ого, прям вид из «Дневного дозора»! — воскликнул Салтыков, — А здание-то какое крутое… ващеее...

— Да уж… неплохо… — восхищённо проговорил Майкл. Он был насмерть поражён великолепием открывающегося вида. А когда Майкл говорил «неплохо», на его языке это означало не менее чем «суперкруто».

Олива корректно промолчала. Тоже, нашли, чему удивляться. Ну, здание и здание. Эка невидаль!

Потратив уйму времени на подземные переходы, друзья зашли в гостиницу. Там цены тоже оказались неприемлемыми, но парни обратили внимание, что гостиница имеет четыре звезды и стоит дешевле, чем трёхзвёздная у Ленинградского вокзала. Это вдохновило приятелей на дальнейшие поиски, и они стали осматривать ближайшие гостиницы. И действительно, удача не обманула их — вскоре друзья нашли относительно недорогую гостиницу «Глобус» во дворе «Космоса», и поселились в ней. Но до вечера ещё было далеко.

— Жрать охота, — изрёк Салтыков, — Надо бы купить чего-нибудь перекусить.

— Давайте куху-гхиль купим, — предложил Майкл.

— Майкл, не «куру», а «курицу»! — рассмеялась Олива. Ей показалось забавным как Майкл, картавя на «р», произносил это словосочетание: «куха-гхиль».

— Ну-у, опять на вокзал тащиться, — заныл Салтыков.

— Чё ты там скрипишь, как несмазанная телега? — накинулась на него Олива, — Съездишь, не развалишься. Все равно в центр ехать, с Волковой встречаться, — добавила она, имея в виду свою школьную подругу Настю.

На Комсомольской они купили в палатке куру-гриль и спустились с ней обратно в метро. Майкл сначала положил курицу рядом с собой на сиденье, но на одной из станций в вагон набилось много народу, и Майклу пришлось её поднять с сиденья и положить на колени между собой и Салтыковым. Так как пакет был горячий, то сиденье под ним сильно нагрелось, и мужик, севший на это место, к общему смеху ребят, стал вдруг недоуменно щупать под собой руками.

— Наверно, он подумал, что теперь в метро сиденья с подогревом, — изрёк Салтыков.

Олива и Майкл фыркнули, едва сдерживая смех. Но лиха беда начало: почти в конце пути до парней вдруг допёрло, что и у Майкла и у Салтыкова на брюках большое пятно под этим пакетом. Конечно, они его тут же переложили в другое место, но в итоге у парней оказалось по огромному жирному пятну на брюках.

Так они и ехали на эскалаторе с пятнами на штанах и держали при этом двумя руками свою курицу как горсть воды, привлекая к себе всеобщее внимание. А когда вышли из метро, то тут же увидели в двух шагах от себя...

— Куха-гхиль! — воскликнул Майкл, — Смотхите: вот же куха-гхиль!

— «Куха-гхиль»! — картавя, передразнила Майкла Олива, — Сам ты кура-гриль! И стоило везти эту куру в метро через всю Москву, когда она на каждом углу продаётся!

— А мы думали, тут нет кухы-гхиль… — растерянно пробубнил Майкл.

С тех пор так и появилась у Майкла новая кличка: «куха-гхиль».

Глава 25

Светофор на перекрёстке уже давно горел красным светом, пропуская поток машин вдоль по Мясницкой, на противоположной стороне которой высилось голубое здание Главпочтамта. Пешеходы, разгорячённые жарой и спешкой, пытались пролезть на красный свет, вызывая ещё большую суматоху среди машин, резкие гудки и скрип тормозов.

Настя стояла на тротуаре, одной рукой сжимая дамскую сумочку, а другой нервно теребя свои белокурые пряди волос, выбившиеся из-под краба. На ней было голубое летнее платье в мелкий цветочек, мягкими складками облегающее её полную фигуру, и белые туфли под цвет сумки. В таком наряде она любила сидеть в каком-нибудь летнем кафе Праги, и, потягивая через соломинку капучино, листать свежий журнал Elle и смотреть на панораму красных крыш чешских замков, утопающих в яркой зелени южных деревьев.

Настя окончила в этом году МГУ, где она училась на чешском отделении филологического факультета, и теперь поступала в чешскую аспирантуру. Она с детства мечтала жить в Европе, говоря, что в России она родилась по ошибке, и это, пожалуй, единственное лузерство, которое выпало на её долю. В отличие от Оливы, Настя никогда не жаловалась на свою жизнь, а все свои проблемы загоняла внутрь, с вызовом давая при этом понять окружающим, что всё у неё отлично и превосходно.