Жажда

Поэтому я отправляю свой идентификационный номер налогоплательщика на электронную почту одной популярной компании с головным офисом в Силиконовой долине; они занимаются доставками через приложение. Через три дня мне присылают фирменную кепку и термосумку, чтобы еда оставалась теплой. Я получаю доступ к карте, на которой показаны районы города с наибольшим спросом. Густонаселенные районы окрашены в темно-красный, а менее населенные остаются розовыми до обеда, пока спрос не вырастает даже в сонных кварталах Куинса.

Я доезжаю на велосипеде по адресу в Сансет-парке; клиентка открывает дверь, выхватывает у меня пакет с вафлями-фри и не дает чаевые. Большую часть времени я нахожусь в Бруклине. По дороге приходят первые заказы на доставку апельсинового сока без мякоти и шампанского. По пути я заезжаю в еще пару мест за жидкостью для электронных сигарет, газировкой и памперсами. «Базой» я выбираю кладбище Святого Креста, чтобы отдыхать в относительной тишине, а также потому, что оно располагается прямо посреди Флэтбуша, отсюда удобно откликаться на заказы со всего района. Теоретически мне запрещено перевозить что-либо, что может быть квалифицировано как стимулятор, но школьники просят привезти Баббл Ти и «Мальборо», догситтеры хотят вино в коробках и подробно объясняют, где его оставить, кормящие мамочки выходят с фермерского рынка, отчаянно нуждаясь в глотке джина. Все рады меня видеть, да и я вообще-то тоже рада им: привычно заторможенным жителям Бенсонхерста, владельцам браунстоунов[14] из поколения Х, которые по каким-то причинам пользуются приложением для заказа пиццы, жителям Кони-Айленда, которые хотят насладиться поздним завтраком, выходцам из Вест-Индии, которые берут аки с рыбой и кокосовый хлеб и всегда платят наличными. В те дни, когда я ношу фирменную кепку и приезжаю раньше, чем обещает приложение, мне достаются щедрые чаевые; иногда я переезжаю через мост, чтобы поработать на Канал-стрит, изо всех сил пытаясь укрыть блюда из морепродуктов от палящего солнца.

* * *

Тем не менее, ни одна из моих коммуникаций не выходит за рамки простого «привет». Я стараюсь избежать разговоров о погоде даже с теми немногими, кто решается поддержать диалог; кроме обсуждения жесткого графика работы и сна, меня больше ни на что не хватает. Поэтому в дороге я слушаю радио, надеясь почерпнуть новые темы для беседы. Я натыкаюсь на выпуск о журналистке, которая в 2009 году получала электронные письма с угрозами. Она читает кусок одного из них и смеется: «Он писал мне первого числа каждого месяца и говорил что-то вроде “ты, <отредактировано> шлюха, как мужчины вообще находят тебя <отредактировано>”, и я думала – черт, ну это просто неконструктивно. Если тебя не устраивает моя подача как журналиста, это другой разговор». Затем в эфире появляется мужчина, отправлявший эти письма, и говорит: «Извините, у меня выдался тяжелый год».

Если я и возвращаюсь домой, то обычно из-за туалета, который я знаю и люблю, – хотя в Грейвсенде есть семейный тайский ресторанчик с прекрасным туалетом только для посетителей, и управляющие так благодарны мне за то количество зеленого карри с курицей, которым я их снабжаю, что разрешили пользоваться им бесплатно. Я стараюсь не брать те заказы, где с высокой долей вероятности окажется суп, и пытаюсь соблюдать правила дорожного движения, хотя иногда случается свадьба, парад или убийство, из-за которых мне приходится спешить и оставлять велосипед в неположенном месте. С новой диетой, состоящей из детского пюре с грушей и разваренной лапши, я почти даже свожу концы с концами, хотя немалую роль в этом сыграла и компенсация, которую мне выплатили при увольнении. Но потом я узнаю, что мне повышают арендную плату.

Новость об этом приходит в коричневом, заляпанном жиром конверте, и, поскольку пишут мне обычно только мошенники, обещающие быстрое погашение студенческих кредитов, и компании, предлагающие моментальные кредитные карты (чтобы привлечь внимание малоимущих чернокожих, рекламируют их старые звезды рэпа), я едва не пропускаю это письмо. Соседка пишет, что нам надо встретиться, когда я падаю с велосипеда прямо на чизкейк клиента. Не успеваю я подняться по лестнице, как уже вижу, что она стоит в дверях с чемоданом, сообщая, что переезжает в отремонтированную высотку в Гарлеме со своим парнем, и в этот момент на экране моего телефона загорается эсэмэска: «пришли мне фотку своей киски».

Пока я провожаю взглядом свою уже бывшую соседку, сама мысль о том, что у меня есть киска, кажется весьма нелепой. Затем я принимаюсь блуждать по квартире, пытаясь примирить существование у себя клитора с оставшимся от соседки запахом брокколи.

Смыв с волос остатки чизкейка, я возвращаюсь на маршрут; мужчины на улице напоминают мне, что да, технически киска у меня и вправду есть – и до конца своих дней я буду дрожать за ее сохранность. Тем не менее, после большого заказа на специи из «Халяль Фуд» я захожу в туалет пекарни Au Bon Pain и выполняю просьбу Эрика.