Жажда

Она ведет меня по лестнице наверх, в гостевую спальню, где стелет новую простынь, бормоча что-то насчет туалетных принадлежностей, органической зубной пасты и соседской собаки. Я выдавливаю вынужденный смешок, который звучит громко и сухо, усугубляя вымученность наших совместных усилий вести себя как ни в чем ни бывало. Я прекрасно осознаю размеры дома, хотя и стараюсь занять как можно меньше места в пространстве. Я знаю, что у комнаты есть владелец; здесь посчитан каждый квадратный метр и, вероятно, нет мышей. В этой комнате, где никто не спит, все равно видны признаки жизни: фотокартины из супермаркета с видами булыжных мостовых под дождем и фруктов без косточек, мрачные курящие женщины Хельмута Ньютона, шторы того же лилового оттенка, в который моя мама красила кухню в тот день, когда покончила с собой, слишком симметричные складки и морщины на обивке мягкой мебели. Вся эта готовность украшать свой быт, зная, что превратишься в прах, вызывает у меня одновременно ненависть и понимание. Хочется даже забрать свой тостер из хранилища и наконец найти дом, где я смогу его поставить.

Меня утешает то, что Ребекке, похоже, тоже некомфортно, потому что даже когда она наклоняется, и я наконец прихожу к выводу, что выгляжу лучше, я все равно чувствую ее превосходство, ее удовлетворенность своей благотворительностью, даже несмотря на то, что она стоит в дверях с хмурым лицом и говорит: «Это только на время» так, как если бы она просто смирилась с моим присутствием у себя дома, а не инициировала все это. Она стоит в дверях, пока я скидываю обувь и снимаю носки. Я распускаю волосы и стараюсь не встретиться с ней взглядом. Потом она проходит в комнату и начинает говорить, сжимая руки и глядя в сторону.

Она говорит, что она прогрессивная женщина, что это спорный вопрос о том, насколько нам как виду свойственна моногамия, и что открытый брак, может, и хорошо звучит в теории, но на практике Эрик не силен в тайм-менеджементе, так что не могли бы, пожалуйста, эти отношения с ее мужем как-нибудь прекратиться. После этого она выходит из комнаты, очевидно, испытывая такое же облегчение, как и я.

Какое-то время я лежу в темноте, размышляя о том, как буду себя чувствовать, если прекращу отношения с Эриком. Ответ, который тут же приходит на ум – отлично, и не только потому, что он все равно взят взаймы, но и потому, что тогда за мной останется последнее слово. Он может быть единственным мужчиной за последнее время, который заставил меня кончить, но у него даже «Твиттера» нет. Я могла бы найти себе ровесника. Ровесника, который аккуратно подстрижен, не пьет и говорит о Боге в женском роде, чье развитие как личности можно легко проследить онлайн. Но потом я думаю обо всей работе, что уже проделала с Эриком. Я думаю о нашей переписке, горячих утренних исповедях, которыми мы обменивались без стыда. Когда он звонит в полночь и говорит: «Я не жестокий человек», то уже не имеет значения, так ли это на самом деле. И когда он добавляет «Я знаю, что ты личность» и кладет после этого трубку, мне не важно, что у него заплетается язык. Значение имеет только след, отпечаток – звонка, разговора, девушки на другом конце.

5

Утром приходит сообщение от Эрика: «буду дома через четыре дня. у меня есть сюрприз». Я ничего не отвечаю; сидя в кровати и чувствуя на зубах утренний налет, я вдруг слышу звуки чьих-то занятий тай-бо на первом этаже и вспоминаю, где нахожусь. Я вспоминаю, как Ребекка просила вернуть ей мужа; теперь, поспав дольше четырех часов, я чувствую себя менее готовой удовлетворить эту просьбу, чем прежде.

Моя мать любила включать Бруклинский табернакальный хор в пятницу вечером, когда моей единственной целью было залечь в ванной, а сейчас Ребекка, словно еще один пассивно-агрессивный будильник, ритмично хлопает под Билли Бланкса. Пора вставать. Впрочем, в этот раз я выспалась и рада, что мое тело все еще способно само вырабатывать дофамин. Потом я замечаю в углу свои уделанные кроссовки и вспоминаю, что мне должно быть стыдно. Я стараюсь понять, что в комнате не так – но, оглядываясь по сторонам, вижу – придраться не к чему; все хоть и не то чтобы красиво, но тщательно продумано. На прикроватной тумбочке лежат кусок мыла в форме розы, новая зубная щетка, спортивные штаны и футболка с надписью «Фестиваль тюльпанов в Хадсон Вэлли». На мгновение я заставляю себя подумать, что это моя комната, и вжимаю лицо в подушку. Когда я поднимаю голову, то вижу в дверях Акилу.