Жажда

– Я тебе не верю, – говорю я, переводя звонок на громкую связь, чтобы удобнее было держать в руке пистолет.

– Нет, правда. У меня здесь было полно времени на размышления. Знаешь, когда заселяешься в отель, в номере тебя ждут жесткие полотенца и унитаз, опечатанный наклейкой? Вот это Торонто. Чисто. У всех отличная кожа.

– О чем ты размышлял? – спрашиваю я, потому что никогда не была в отеле.

– О разном. Я работал с негативами на стеклянных фотопластинках. Т. Э. Лоуренс. Они были настолько испорчены, что уже в отеле я обнаружил в перчатках хлопья пленки. Я начал рассматривать их на свету; в основном, конечно, все было размыто, но на одном или двух все еще можно было разглядеть пустыню, песок. И я почувствовал, что вот же, блядь, именно это со мной и происходит, ну знаешь, на клеточном уровне, – Эрик издает смешок, и я чувствую, что он смущен. На мгновение мне кажется, что я его люблю. Я держу пистолет обеими руками.

– Прекрасно понимаю.

– Я мог бы бросить жену, – говорит он.

– Что?

– Я бы мог от нее уйти. Легко.

– Понятно.

– Слушай, мне нужно идти, но я буду дома через три дня. Давай тогда и поговорим об этом? – он вешает трубку.

Какое-то время я просто сижу с пистолетом на коленях; затем открываю галерею в телефоне и смотрю на фотографии Ребекки и Акилы в саду. Прячу пистолет обратно в коробку, засовываю ее под кровать и отправляюсь бродить по дому – представляю, будто все это мое. Но даже когда я позволяю себе расслабиться, когда нахожу апельсин и съедаю его, стоя над раковиной, – меня не покидает чувство, будто я занимаю чужое место.

Если Эрик уйдет от жены, нам придется переехать в другой город, какое-нибудь захолустье, где две единственные школы конкурируют между собой. Завалы вощеной бумаги и бананов в крошечной квартирке, одна на двоих подержанная машина, ряды нашей обуви в прихожей, забитый полиэтиленовыми пакетами шкаф и нервная старая псина, которая будет любить его сильнее, чем меня, – я бы могла на это пойти, но бросая кожуру в мусорку, где уже скопилась куча хлопьев и ошметки куриного жира, понимаю: это заявление всего лишь удочка, ради которой разевают рты простодушные любовницы, – то есть полная чушь. Вот чего-чего, а веры в то, что он и правда уйдет от Ребекки, я совершенно точно могла избежать, – но затем я замечаю его фотографию из Греции: пятна пота под мышками, сумочка для документов, отпускная щетина, – и ведусь на его слова как самая настоящая дура.

У меня уже месяц не было секса, и заводит буквально все вокруг: журнальные модели в рубашках из ткани шамбре, делающие вид, что поливают цветы; автопортрет Рембрандта, – тот, что с поднятым воротником; актер из рекламы страховой компании Allstate[19] и Стрингер Белл[20]… С того момента, когда мы последний раз трахались с Эриком, прошло тридцать дней, и я в агонии. Я снимаю его фотографию с холодильника и поднимаюсь в свою комнату, – но по дороге замечаю, что дверь в комнату Акилы открыта.

Внутри пахнет маслом для тела и полуфабрикатами, как будто зажгли воняющую как подросток свечку «Янки Кендл», но в остальном это самая фантастическая комната в доме. Миленькая табличка «Не входить» на двери кажется теперь неуместной, если не ироничной: это не бочка стоика, но пещера преданного фаната, стены оклеены плакатами с драконами, викканской[21] инфографикой и изящными корейскими мальчиками; в стратегически важных местах развешаны кристаллы кварца и грязноватого цвета цирконий; на покрывале вышиты лесные феи в готическом стиле, а на стойке с семью париками, разложенными по цветам радуги, висят стимпанковые очки. На телевизоре стоит несколько фигурок; из них я узнаю только Робин и миниатюрную копию девушки Такаси Мураками[22] со струей брызжущего из груди молока. Когда я была подростком и училась в художественной школе, то часто наблюдала таких девушек вблизи: они до безумия любили кошек, носили миллион заколок загружали свои видеопробы на сайт SuicideGirls[23] прямо через школьные компьютеры, ходили по магазинам одежды для готов со своими хныкающими желтушными мальчиками, застенчивыми поклонниками аниме и D&D. Теперь, конечно, все стало куда сексуальнее и мрачнее.