Жажда

Как ни странно, я едва обращаю на все это внимание. Я заглядываю в ее шкаф и чувствую себя просто ужасно: там обнаруживается тайник с блокнотами, просмотрев которые, словно бы заглядываешь ей в душу – там и жестокие, страстные портреты ее одноклассников, и педантичный подсчет калорий, – а одна совершенно невзрачная на вид тетрадь вся исписана фанфиком про Бэтмена. Я даже залипаю на какое-то время, написано и правда хорошо. Характеры выписаны правдоподобно: Брюс Уэйн слоняется по Готэму в привычном амплуа плейбоя и посещает аукцион, где выставляют последнюю модель пистолета, из которого убили его родителей, но его опережает черная всеведущая фея, в которой явно угадывается альтер-эго Акилы. Дальше на передний план все больше выходит Кларк Кент, который ошивается вокруг Бэт-пещеры после разрыва с Лоис Лэйн, которая не воспринимает его всерьез ни как журналиста, ни как мужчину. Но я совершенно не ожидаю, что это станет историей о том, как Кларк вновь обретает свою мужественность, – как не ожидаю и подробного описания мыла в форме летучей мыши в ванной Брюса. Здесь у персонажа начинаются метания: восклицательным знакам в репликах Бэтмена веришь меньше, чем пронзающим его сексуальному трепету и ревности: он всего лишь парень в необычном поясе, а Кларк – межгалактический софтбой с безграничной силой.

Эта история настолько захватывающе-развратна, что я не замечаю Акилу, пока та не выхватывает тетрадь у меня из рук. Она прижимает ее к груди и опускает глаза. Когда я вижу ее, вижу стыд, проступающий на ее лице, то чувствую себя так, словно посмотрела рекламу «Олив Гарден» после двух тарелок феттучини. Не стоило так вторгаться в ее личную жизнь, от существования которой я все это время отмахивалась, воспринимая саму Акилу как продолжение Ребекки, – ну конечно же, нельзя было так делать. Акила в контексте своей комнаты – уязвимый, осязаемый, реальный человек.

Она молча убирает блокноты туда, откуда я их достала. Странно, что даже у этого тайника есть свое место. Если я разрушу этот брак, то разрушу и все это.

– Можешь, пожалуйста, уйти? – не поворачиваясь ко мне, фальцетом произносит Акила.

Я выхожу из комнаты, иду на улицу и закуриваю сигарету. Я урод. У меня не работают кишки и, весьма возможно, и что-то другое внутри мертво, – но вокруг меня так много жизни; помидоры вот, например, не поддаются насекомым и гниют, все ожидая, когда же их сорвут.

Я смотрю на закат. Не уверена какое сегодня число. Технически, начало сентября – еще не осень, но листва уже облетает. Через дорогу все та же белая старуха наблюдает за мной через жалюзи; я машу ей, и она исчезает. Выходит Ребекка. Глядя на меня, она выуживает из сумочки ключи.

– Пришло тело. Мне нужно на работу, – говорит она.

Я чувствую, как повисают в воздухе отголоски нашего последнего разговора. Она бросает взгляд на мою сигарету; я думаю, что сейчас меня попросят не курить, но она спрашивает, не найдется ли у меня еще одной. Я протягиваю ей зажигалку.

– У Акилы через час тхэквондо, – говорит она, поворачиваясь к машине. – Можешь взять «Вольво». Студия в миле отсюда, в торговом центре.

Она садится в свой «Линкольн» и вылетает на дорогу. Я возвращаюсь в дом, где меня ждет уже одетая в кимоно Акила.

Мы идем к машине. Акила бросает спортивную сумку на заднее сиденье, и мы обе молча забираемся внутрь. Только оказавшись за рулем, я понимаю, что это машина Эрика.

Я завожу двигатель и стараюсь не думать о последнем разе, когда я сидела на этом месте, опустив голову ему на колени, от воспоминаний о его кулаке у меня темнеет в глазах. В бардачке лежит упаковка арбузных леденцов и фляжка; я быстро захлопываю его и бросаю взгляд на Акилу: увидела? Нет, смотрит в окно, милосердно притворяясь, что меня здесь нет.

Я не была за рулем три года. Выехав на дорогу и затормозив на светофоре, я поворачиваюсь к Акиле – и вижу, что за ней стоит самый настоящий олень. Я опускаю окно и кричу на него: и так нужно следить за кучей машин на дороге.

Акила поворачивает голову, уставившись на меня; потом ее лицо смягчается, но вместе с тем на нем растет выражение тревоги. Я знаю, это оттого, что она видит, как я нервничаю, но легче от этого не становится.

– Ты вообще умеешь водить?

– Да, – отвечаю я, но тут начинается дождь. Я судорожно начинаю искать, как включить дворники. Акила спокойно протягивает руку к переключателю. Я сжимаю руль и сосредотачиваюсь на дороге.

Семь мучительных минут спустя мы подъезжаем к торговому центру. Доджанг[24] находится между плохо освещенным супермаркетом «Мортон Уильямс» и маникюрным салоном, который уже закрывается.

Акила берет сумку и заходит внутрь. Я паркуюсь и какое-то время размышляю, что будет выглядеть более странно: если я останусь в машине или появлюсь на тренировке. В итоге я все же иду на занятие: очень хочется в туалет. После этого я подсаживаюсь к группе злобных родителей, которые иногда отрываются от своих телефонов и аплодируют отпрыскам.