Тхэквондо настолько структурированная практика, что кажется практически лишенной насилия. Мастер, коренастый, устрашающего вида мужчина, кружит вокруг учеников, пока они выполняют удары ногами, упражнения на включение пресса и выносливость. Счет ведется на корейском. Среди учеников есть и несколько взрослых, строящих особенно трагические лица во время растяжки.
Доджанг пахнет как грязь из пупка, но уже через пятнадцать минут я чувствую только запах дезинфицирующего средства и подержанного снаряжения. Учеников подбадривают инструкторы, – по большей части невзрачные, но один из них черный; когда я ловлю его взгляд, он останавливается и улыбается мне. Как и у большинства чернокожих мужчин с гиперсимметричными чертами лица, его улыбка представляет собой обезоруживающую демонстрацию контрастов, закрепленную в данном случае парой совершенно непристойных ямочек на щеках. Я улыбаюсь ему в ответ и с горечью думаю о своем воздержании. У него добрые, ясные глаза, поэтому я, конечно же, представляю наших детей, нашу квартиру и наш мирный развод, который потребуется ему, чтобы двигаться вперед. Студенты в это время босиком бегают по циновке, отрабатывают рубящие удары, удары в форме полумесяца и легкие удары, – а мастер одобрительно хмыкает, отмечая наиболее чистое исполнение. Из динамиков играет саундтрек из фильма «Матрица: Перезагрузка».
Акила бьет по мишеням уверенно и не без изящества, ее место в иерархии понятно, даже если не знать, что обозначает темно-фиолетовый цвет ее пояса – такой же есть только у еще одной ученицы. Она настолько сфокусирована, что на нее почти неловко смотреть; когда приносят сосновые дощечки и она разбивает три за раз, у меня перехватывает дыхание.
Затем мастер подводит к ней спарринг-партнера, тоже с фиолетовым поясом, маленькую белую девушку с глубоко посаженными темными глазами, и весь класс садится на колени, когда они начинают борьбу. Все заканчивается быстро. Не считая короткого падения на спину, Акила сдержанна, меньше заинтересована в силовых приемах и больше – в точности удара, который она наносит, едва прикасаясь к сопернице, она тщательно ведет подсчет очков, – это ужасно бесит ее партнершу, которая хороша, но слишком подавлена самообладанием Акилы.
– Кажется немного нечестным ставить их в пару, вы только посмотрите на нее, – говорит один из родителей.
Разумеется, ничего нечестного тут нет. У них один пояс и они примерно одного возраста. Акила протягивает ей руку, но девушка ее игнорирует.
В машине Акила жадно пьет воду и достает телефон, чтобы внести в приложение сожженные калории.
– Ты была восхитительна, – говорю я, но она только прибавляет громкость. Я рада, что попадается песня «Sister Sledge».
– Ненавижу это, – огрызается Акила и подключает к радио свой телефон. Начинает играть что-то вроде японского ска-панка. Мы едем молча.
Я бросаю на нее взгляд, но она вновь отвернулась к окну. Сейчас Акила кажется меньше и больше напоминает ту девочку, прижимающую к груди тетрадь. Песня длится более шести минут, и она совершенно маниакальная: трубу и ревущие басы перебивает скоростной японский речитатив.
– Мне показалось, она была хороша, – произношу я, когда мы подъезжаем к дому.
Акила уже почти вылезла из машины.
– Кто? – спрашивает она.
– Твоя история, – отвечаю я. Девочка останавливается и смотрит на меня; ее взгляд смягчается. Потом она разворачивается, закидывает сумку на плечо и, не говоря ни слова, заходит в дом.
Ребекки по-прежнему нет, поэтому я не торопясь разглядываю содержимое шкафчиков. Найдя банку сухого молока, я отношу его к себе в комнату, размешиваю в кружке с Капитаном Планетой, а затем добавляю немного бирюзового. Достаю свою палитру и смешиваю еще несколько оттенков голубого; нахожу в телефоне фотографию Акилы с Ребеккой и вырываю страницу с выходными данными из какой-то книги в гостиной.
Я работаю до трех, пока мать и дочь, склонившиеся над одним-единственным помидором, не переносятся на обрывок пожелтевшей бумаги. Мне снится, как Кларк Кент в одиночестве прибывает на свою планету и купается там в богатстве, а в это время в Америке милая семья со Среднего Запада усыновляет юного Брюса Уэйна. Бэтмена нет, но есть Супермен, бесчувственный Сверхчеловек, навязывающий землянам свое представление о безупречном.
Утром я просыпаюсь в холодном поту. Дело не только в том, что Эрик возвращается домой через день, но я до сих пор не нашла способа уйти или рассказать ему, что здесь живу. Я кое-что забыла.
Я умываюсь и набрасываю одежду. Внизу Ребекка спит на диване в куртке; на мгновение я останавливаюсь и смотрю, как она тихонько посапывает, приоткрыв рот.