Она возвращается к игре. Это аниме с субтитрами: картинки яркие и быстро сменяют одна другую. Все персонажи живут в отдаленной восточно-европейской деревне, которую взяли в осаду голые гиганты. Все кричат. Один гигант прорывается в деревню и ломает ногой дамбу. Конница, состоящая исключительно из подростков, переходит в наступление, а затем появляется второй великан и закидывает себе в пасть одну из лошадей. Остальные тревожно ржут. Внезапно женщина-полковник высоко подпрыгивает, задирая юбку, и взмахивает двуручным мечом: кровь из рассеченной шеи великана брызжет на лица стоящих рядом кузнеца и свечных дел мастера. У меня закрываются глаза.
Семь часов спустя я просыпаюсь на полу в комнате Акилы. Она спит в кровати, зажав в руке джойстик. В комнате темно, не считая синего света от телевизора, на котором зависла заставка. Я выключаю телевизор и кладу джойстик на приставку. Взяв сумку и кроссовки, спускаюсь вниз; в пять утра свет еще мягок и сер, и идиллическую картину спящего дома нарушает только грязный след от ботинка на полу. Сами ботинки – это Ребекка их сбросила – застыли в том же положении, в котором она их оставила, – не расшнуровывая, упершись пыльным носком одного в пятку другого. Я выпиваю несколько стаканов воды и бреду в нижнюю ванную, полагая, что она будет пуста, – но за дверью обнаруживается Эрик, который бреется под прогноз погоды.
Я вижу, что он заметил меня в зеркале, и хочу что-то сказать, но все извинения и обвинения сплетаются в один глухой нечленораздельный звук. Он отводит взгляд и промывает бритву, делает громче прогноз и возвращается к бритью, как будто меня здесь нет; меня это удивляет, а немедленно вслед за удивлением наступает разочарование от того, что меня застигла врасплох вещь совершенно не удивительная. Бросив взгляд на свое отражение, я вижу, что начала дышать ртом.
Я возвращаюсь в гостевую спальню, встаю под горячий душ и пытаюсь забыть о том, как я выглядела. От грязи с концерта вода становится коричневой, из волос вымывается больше травы, чем представляется возможным, – но даже весь этот мусор, кружащийся вокруг сливного отверстия, не способен удержать меня от того, чтобы лечь в ванную. Я исполнена жалости к себе, поскольку унижение такой силы требует страданий в тишине.
Я даю себе такую возможность и выхожу из душа уже в следующей стадии обиды. Это отрицание.
Я разбираю сумку и вновь раскладываю свои вещи по комнате, а затем спускаюсь на кухню и пью кофе из кружки с Капитаном Планетой. Появляется Ребекка с мокрой головой. На кончиках ушей у нее все еще видна краска. Она складывает фрукты в контейнер, убирает его в бумажный пакет и подписывает: «305 калорий». Акила сбегает по лестнице, забирает пакет и выскакивает за дверь. На улице я вижу старуху, которая за мной следила. Она открывает газету и смотрит, как одна из страниц взмывает в воздух, подхваченная ветром. Эрик спускается по лестнице с чемоданом и кусочком салфетки над губой. Он игнорирует мое присутствие, и я иду к себе в комнату и клею фентаниловый пластырь. Там же я наугад достаю книгу из маленькой библиотеки в гостиной. Тридцать страниц спустя герцог, паршивая овца неблагополучного валийского герцогства, обучает близорукую служанку этикету аристократов, давит ее очки ботинком и притягивает ее заново расцветшее лицо к себе.
Я стараюсь чем-то себя занять: отжимаюсь; расставляю книги по алфавиту; обыскиваю холодильник, делаю несколько бутербродов из того, что удалось найти, и заворачиваю один из них в пергаментную бумагу. Я сажусь в поезд до Манхэттена и прихожу в библиотеку, исполненная сожаления. Из-за фентанила у меня разболелся живот, и мне нужно в туалет.
Я дохожу до небольшой выставки, посвященной языкам долины реки Нил и переносу генов[27]
в Нубии, прежде чем понимаю, что попала не туда. Ненадолго задержавшись, я рассматриваю коллекцию, потому что мне нравится запах этого места. Здесь представлена большая инфографика о типах мтДНК с примерами разных народностей. Есть нубийский рисунок человека; цвет воды вокруг него передан так старательно, что я думаю об устойчивости этого пигмента из ляпис-лазури, сохранившегося сквозь века.До нужной библиотеки я доезжаю на автобусе. Внутри царит запах естественного гниения, брожения, клея, бечевки и кожи, бумаги, которая разлагается и выдает свое древесное происхождение. В библиотеке малолюдно: немногочисленные присутствующие погружены в работу, группа студентов колледжа просматривает картотеку раздела «О – П», женщина склонилась над аппаратом для микрофиш.