После того, как мы покупаем билеты, Акила объявляет, что пойдет на фестиваль в образе ифрита. Немедленно обнаруживается ряд подводных камней – мужской образ арабского повелителя огня нужно адаптировать под тело тринадцатилетней девочки, изготовить доспехи и рога и в целом не забыть о наличии умеренной дисморфии у новоиспеченного подростка. Акила клеит изображение ифрита на дверь и измеряет объем бедер. Наиболее распространенный вариант костюма представляет собой едва ли нечто большее, чем набедренная повязка, и даже с нашими корректировками одежды получается меньше, чем хотелось бы Ребекке с Эриком. Однако они, заметив растущее презрение Акилы к собственному телу, ничего ей не говорят, чтобы не усугубить ситуацию. Они встречаются в саду и шепотом обсуждают, являются ли их замечания антифеминисткими. Я сижу у окна и слушаю, как Ребекка выстраивает аргументы в пользу непрозрачных колготок, а Эрика беспокоит тот факт, что он белый, и необходимость поддержать Акилу. «Мы не можем позволить ей делать все, что вздумается, только потому, что она черная, – говорит Ребекка. – Это не интерсекциональный феминизм, это дурное воспитание». Несмотря на протесты Ребекки, изготовление костюма идет по плану, так как они с Эриком не хотят испортить создавшуюся атмосферу, из-за которой их мрачная дочь наконец начала улыбаться. Акила спускается на ужин и подробно рассказывает нам, как Стэн Ли боролся с издателями за Человека-паука, как те не верили, что супергероем может быть ребенок из низов Квинса; учет калорий она теперь ведет в блокноте с расписанием Комик Кона, которое представляет собой дотошный документ из тринадцати столбцов, заполненный ручками разных цветов.
Мы с Эриком едем в магазин товаров для хобби и творчества и покупаем четыре ярда кожи коричневого цвета и фунт поролона. Мы выбираем товары на ощупь, трогая жесткую парчу и пушистый кашемир, и изредка поглядываем друг на друга, чтобы убедиться, что думаем об одном и том же.
Мы пытаемся изобразить огонь. Эрик не художник, но он очень дотошный и так серьезно относится к делу, что не ложится спать, пока не дозвонится до китайского поставщика латекса, который прислал канареечно-желтый вместо желто-оранжевого. Мы запасаемся самыми разными материалами и красками в желтых и красных оттенках, размышляя, сделать ли огонь интерактивным или декоративным.
Эрик приглашает Акилу поехать с нами в архив в Махве, и когда мы туда добираемся, нас уже ждут двое архивистов с арабским манускриптом. Надев хлопковые перчатки, среди вязи мы находим изображение ифрита, разрушающего персидский город. Пока Акила рассматривает книгу, Эрик улыбается, а вернувшись в машину, кажется, и вовсе вздыхает с облегчением. Когда мы приезжаем домой и Акила выходит из машины, Эрик поворачивается ко мне и говорит: «Нужно, чтобы все получилось идеально». Он рассказывает, что Ребекка не хотела усыновлять ребенка, и его мучает, не чувствует ли это Акила. Мы перебираем возможные варианты имитации огня – картон, гирлянды, веревка из связанных носовых платков, – и видим Ребекку только мельком, когда она уезжает на работу.
На следующий день Ребекка не может найти свое обручальное кольцо. Они с Эриком некоторое время разговаривают в машине, и когда заходят в дом, она ликует. Но про Эрика так не скажешь. Каждому из нас он поручает участок дома, и мы начинаем тщательные поиски. Пока я ищу кольцо под диваном, с лестницы спускается Акила и смотрит на меня. Я поднимаюсь наверх и вижу, что Ребекка читает книгу в постели.
Позже на неделе Эрик вносит залог на изготовление нового кольцо. Он называет сумму, от которой у меня воздух выходит из легких. Он говорит, что не может себе этого позволить, но имеет в виду, что это заноза в заднице. А Ребекка знает, чего хочет: бриллиант формы огранки «Маркиз» на ободке из белого золота в обрамлении мусгравита и цитрина. В один из вечеров, когда ей нужно на работу, она просит меня сходить проверить кольцо, просто посмотреть, как продвигается процесс изготовления. Я прихожу к ювелиру, но никто не интересуется, не нужна ли мне помощь. Я спрашиваю про кольцо, и они отвечают, что не имеют права мне его показывать. Они внимательно следят за мной, пока я не ухожу.
Наутро я говорю Ребекке, что кольцо выглядит потрясающе.
Несколько дней спустя Эрик бронирует номер в «Мариотте» в Джерси-сити, и сразу несколько вещей, происходящих на первом этаже, портят ему настроение: конференция по конституционному праву и концерт учеников младшей школы, в котором принимает участие популярная белка из мультфильма. В вестибюле полно юристов и детей на поводках. Эрику звонит помощница, которая разбирается с фиаско, связанным с партией ацетатной пленки. «Вы хотите сказать, что мы имеем дело с “уксусным синдромом”?» – произносит он, пока я раздеваюсь.