Жажда

Пока я пытаюсь натянуть на Эрика шлею, спускается Ребекка, уже в образе; как и Эрик, она слегка изменила свой первоначальный наряд: на ней колготки в сетку и коротенькие шортики вместо костюма арлекина, хотя она и оставила молот вместо бейсбольной биты. Изначально их наряды задумывались как парные, но после того, как Эрик попробовал наложить джокерский грим, уснуть не мог никто. В любом случае Харли Квинн из Ребекки вышла настолько самодостаточная, настолько угрюмая, что она лучше смотрится в одиночку; сам этот образ с ней никак не вяжется, но ей не подошел бы и любой другой, в котором ей бы отводилась роль чьей-то напарницы.

Она кладет молот на стол, делает глоток из чашки Эрика и морщится, однако ничего не говорит. Высунувшись в окно, она распыляет розовую краску из баллончика на кончики своих косичек.

На улице полиция опрашивает соседей, а старуха бродит по двору в ночной рубашке. Комната наполняется воем сирен и соседской болтовней, но даже в этой какофонии я различаю завывания пожилой женщины. Ее громкие рыдания заставляют замереть Акилу, спускавшуюся по лестнице. Девочка подходит к окну и наблюдает за происходящим. Среди всего, что она потеряла во время шторма и последующего наводнения, она мимоходом упоминала собаку. Без сомнения, Ребекка тоже вспоминает об этом, и уводя Акилу от окна, провожает ее в машину.

Мы опаздываем, а по дороге в город к тому же пробки. Эрик вешает щит через плечо и открывает карту на телефоне: весь маршрут до 34-й улицы горит красным. Когда мы выходим, полицейский разговаривает с соседом через два дома, который за все время моего пребывания здесь ни разу не поздоровался. Ребекка машет полицейскому; садясь в машину, он смотрит на нее, на молоток, который она зажала между колен, и медленно машет в ответ.

В дороге каждый получает возможность ненадолго включить свою музыку: французский хаус Эрика, мрачное японское ска Акилы и загадочный выбор Ребекки, включающей болтовню по радио вместо музыки. Акила протягивает мне шнур, чтобы я тоже могла подключить свой телефон, и я стараюсь найти что-то подходящее, но все мои плейлисты не соответствуют моменту – у меня есть только музыка на случай тренировок и сэмплы тяжелого хип-хопа, под которые я теоретически хотела бы заняться сексом, но вместо этого обычно накуриваюсь и смотрю туповатые антиутопические мемы о том, как социальные сети меняют длину человеческой шеи. Я недолго ломаюсь, желая, чтобы мой выбор песни прозвучал как заявление, но для этого я слишком стара. Думала, у меня есть скачанная «Face Value» Фила Коллинза, но похоже, что нет. Вместо этого я включаю «In the Air Tonight», которую исполняла Ребекка на вечеринке, и наслаждаюсь реакцией присутствующих в машине. Акила демонстративно уставилась в телефон, Эрик сидит неестественно прямо и неподвижно, пока мы проезжаем через пункт оплаты на трассе. Конечно, реакцию Ребекки считать сложнее, но когда мы въезжаем в город, она поворачивает голову, смотрит в окно и улыбается. По прошествии трех минут пятнадцати секунд я жалею, что включила эту песню. Она напоминает мне о том, насколько чужим казался их дом и как быстро я стала чувствовать себя там своей.

Нью-Йорк испускает зловоние, словно адская кухня, словно гниющий гриб. Центр провонял плесенью и старым пекорино. За те два месяца, что меня здесь не было, я успела позабыть, каков этот город в дождь: экскременты животных и людей превращаются в крем-суп, текущий по трубам. Я приоткрываю окно и тотчас же ловлю на лице блики огней.

Я так соскучилась по тому, как меняется город к разным праздникам. Парад в честь Дня Пуэрто-Рико и платформы с оркестрами. Карнавал по случаю Дня труда и Восточный бульвар, усыпанный блестками. Парад Санта-Клаусов. Но сегодня в городе Комик Кон, и приближаясь к Джарвитс-центру, мы видим причудливо одетых людей, выскакивающих из двухэтажных автобусов, перетаскивающих ящики с оборудованием по 9-й авеню, выходящих из «Скайлат Дайнера» в очках и кринолиновых юбках, желающие рассказать друг друга о всех сложностях создания своих костюмов. По 10-й авеню прогуливается мужчина в костюме хлопкового бутона, и половина участников вечеринки в стиле видеоигры «Последняя фантазия VII» одобрительно кричат ему вслед.

Акила открывает окно и смотрит на происходящее широко раскрытыми глазами. Она расправляет свой костюм и крепит значок командира «Звездного флота»; когда мы останавливаемся на красный, рядом с нами тормозит машина с чернокожей девчонкой, которая косплеит Джорди Ла Форж. Когда она замечает нас, то снимает визор, высовывается из окна и тянется к руке Акилы. Но загорается зеленый, их машина сворачивает в переулок, и ее неистовый крик «Живи долго и процветай!» растворяется в городском шуме.