Когда мы добираемся до пресс-конференции, то опаздываем уже на пятнадцать минут. Мы застываем в дверях; эксклюзивный видеоролик подходит к концу, и Акила выдергивает у себя ресницу. Я хочу сказать ей, чтобы она так не переживала, что все в порядке, но не знаю, как с ней взаимодействовать. Мне казалось, что я уловила суть происходящего на прошлой неделе после того, как кто-то оставил злобный комментарий на ее фанфик из-за допущенной в каноне ошибки. В течение двух дней она была слишком подавлена, чтобы есть; ее фандом настолько жесток, что сейчас ситуация кажется взрывоопасной.
Лица присутствующих сияют, рты полуоткрыты, все смотрят на сцену, где сидящие актеры, сценаристы, продюсеры либо очень возбуждены атмосферой в зале, либо очень ею напуганы. «Это мой первый раз на Комик Коне», – замечает актер озвучки, и все остальные на сцене смеются. «Я смотрю этот сериал с мамой, и мне интересно, как ликантроп может выносить роботизированный плод», – говорит какой-то фанат, и в зале повисает тишина. В воздухе витает ощущение заговора, сбоя в матрице – все те же восемь фанатов, дорвавшиеся до микрофонов; злодеи, собравшиеся, чтобы полюбоваться собой; герои из разных вселенных стоят рядом; длинные саги кажутся бедными на персонажей: в одном только зале я насчитываю девять Сон Гоку и троих Кид Флэшей, некоторые костюмы выглядят настолько профессионально, что на мгновение веришь, будто бандикуты[41]
могли бы носить джинсы. Особенно много Харли Квинн. Мне все кажется, что я вижу среди них Ребекку, но нет. Я дотрагиваюсь до плеча одной из женщин, и когда та оборачивается, я вижу, что она жонглирует тремя гранатами с веселящим газом. Сотрудница аттракциона виртуальной реальности протирает гарнитуру антибактериальной салфеткой и передает ее Акиле, а мы с Эриком заполняем документы. Мы подтверждаем, что у Акилы нет эпилепсии или пароксизмального позиционного головокружения, и Эрик делает вид, что внимательно изучает написанное мелким шрифтом предупреждение о том что компания не несет ответственности, если что-то пойдет не так. Когда запускается игра, Эрик поворачивается ко мне, его зрачки огромные.– Это не то, что ты думала, – говорит он, приглаживая волосы.
– Нет, – отвечаю я, и он кивает, переключаясь на симпатичную сотрудницу аттракциона рядом с нами с синим ведром в руках, но потом кто-то зовет: «Вероника!» и девушка убегает. Когда мы смотрим за игрой Акилы, то кажется, что мы наблюдаем откуда-то издалека частный разговор, преувеличенная жестикуляция во время которого призвана компенсировать то, чего на самом деле нет. Странно и одновременно мило видеть, как она сдается и начинает верить в реальность того, что видит. Один из сотрудников дает ей в руки пистолет, и она стреляет из него в воздух.
Фестиваль в разгаре: штурмовики и маги, кристальные самоцветы из фандома «Вселенной Стивена» втекают с улицы и приносят с собой запахи города; бодипозитив настолько бросается в глаза, что кажется хвастливым, словно каждый на мгновение стал тем стариком в раздевалке спортзала, чью мошонку невозможно проигнорировать, – хотя чувствуется в воздухе и тревожность. Как и Акила со своими массивными, одолженными на день часами, все посматривают на время и кажутся обеспокоенными тем, что воскресенье уже на носу, а потому впадают в легкое безумие как будто под действием какого-то невидимого стероида и стараются взять от сегодняшнего дня все.
В нескольких футах от нас стоит робот, в раскрытой грудине которого видны сверкающие транзисторы. «Сердце робота – это мозг», – бормочет мне на ухо Эрик. Чей-то ребенок плачет. Сверху раздается безэмоциональный мужской голос, который произносит: «Вилькоммен!» Из толпы выходит Мрачный Жнец с блестящими черными крыльями; Акила снимает очки виртуальной реальности и гарнитуру и бежит ко мне, слегка пошатываясь. Она обнимает меня и говорит: «Я так счастлива». Я стараюсь ничем не выдать своего изумления, такого никогда раньше не случалось, и я неловко хлопаю ее по плечу, боясь, что при слишком восторженной моей ответной реакции она решит, что допустила ошибку. Такую же ошибку, какую допустил бы белый человек, забрав кошку из джунглей и вырастив ее в неволе, – какое-то время они будут приятелями, пока кошке не исполнится пять и она не осознает, что на самом деле является хищником. Если честно, все мои отношения были такими – попыткой разгадать намерения челюстей, сжимающихся вокруг моей головы. Шутит ли хищник или голоден? Все, даже любовь, есть насилие.