Мы нигде не можем встать. Все гаражи забиты черными внедорожниками, припаркованными просто друг на друге; сотрудники, помогающие припарковаться, выходят на улицу со знаками, показывающими, что мест больше нет; над губами у них блестят бисеринки пота. Ребекка одной рукой ведет машину задом через центр города, пока Эрик уговаривает проверить одно из трех мифических парковочных мест, которые всегда были открыты с 2002 по 2008 годы. Мы едем туда, но там оказывается пожарный гидрант. Акила с уже растрепанными и торчащими вверх волосами наклоняется с заднего сидения вперед к родителям и говорит, что первые мероприятия начнутся через десять минут. Ребекка подъезжает к главному входу и говорит, чтобы мы выходили, а она поедет искать парковочное место и присоединится к нам позже, и когда она подзывает меня к себе и поправляет верх моего железного бикини, у меня возникает чувство, будто луч солнца пробивается через свинцовые тучи над городом, и эти двадцать два процента света облегчают мои семьдесят восемь процентов тошноты. Она кладет руку мне на спину, говоря: «Ну вот, все», и когда я оглядываюсь, она уже отвернулась к рулю, сосредоточившись на поисках парковки. В это время мы с Эриком и Акилой уже движемся к стометровому туннелю перед входом в Джавитс-центр, рядом вейпит анимешный герой, а два Могучих Рейнджера в розовых костюмах вытаскивают из ботинок пачку сигарет.
Все, что я вижу с высоты своего роста, – это в основном чужие подмышки. Каждый волшебник в поле моего зрения явно жалеет о том, что надел плащ, так как на этих нескольких квадратных футах сконцентрировалась вся городская сырость; люди в толпе раскраснелись от жары и покрылись испариной – вернее, конечно, слезами единорога. Марио и Луиджи спорят из-за случившегося в Париже, и чья-то влажная лопатка прижимается к моей щеке. Возникает полное ощущение, что толпа стала единым огромным организмом, который удерживает на своих плечах какой-нибудь Дарт Мол. Внутри влажность меняет форму, приобретает специфический запах – так пахнет дом нового друга, которого ты впервые навещаешь; участники фестиваля разбредаются по павильону, надевают веб-шутеры и браслеты из драгоценных камней. Повсюду, куда ни глянь, кто-нибудь вносит последние штрихи в свой костюм.
Сегодня суббота. Некоторые особо преданные фанаты с фиолетовыми значками здесь уже с четверга; парочка таких ребят как раз сейчас беззаботно пробирается сквозь толпу, их лица выглядят не столько сонными, сколько сглаженными каким-то глубоким удовлетворением, которое мы, купившие билеты на один-два дня фестиваля воспринимаем как указание посторониться и пропустить их. В этой толчее и совсем маленькие дети. Одного малыша держат над толпой практически как Симбу, он зевает и дергает за, я так понимаю, шумоподавляющие наушники. Потом он исчезает из вида, и я, безо всякой на то причины, просто чтобы еще раз посмотреть на этот бодик Космического призрака, пытаюсь отыскать малыша взглядом, но в этот момент Эрик приподнимает меня и разворачивает лицом к себе, и хотя меня это раздражает, я знаю, что буду по этому скучать, когда все кончится: скучать по тому, как когда мы куда-то выходили и я уделяла ему недостаточно внимания, он вот так поворачивал меня к себе – выходка еще более грубая, чем щелканье пальцами перед носом, простительная только на первый раз.
Он достает небольшой пакетик, говорит, что собирается кайфануть, и спрашивает, не хочу ли я присоединиться. Я отказываюсь. Он пожимает плечами и отправляет в рот золотистые грибные шляпки, пока Акила стоит к нему спиной, а потом она ведет нас на первую пресс-конференцию в расписании. Мы взялись за руки и движемся сквозь толпу разбалансированной цепочкой: Акила впереди, Эрик сзади, жуя и держа над головой щит.
На полдороги нас останавливают тянущиеся руки: Эрик – Капитан Америка. Дети хотят с ним сфотографироваться, и отказать им значит противоречить самому духу мероприятия. Эрик берет ребенка на руки; за секунду до вспышки тот смотрит на него, и на лице у него мелькает неуверенность, словно он осознает притворство и понимает, что глаза под маской принадлежат архивисту из Нью-Джерси. Акила стоит поодаль и нетерпеливо смотрит на часы, которые она специально позаимствовала у Ребекки. На фоне ее полиэстеровой униформы «Звездного флота» часы бросаются в глаза; с этим взрослым украшением на руке она выглядит младше своих лет, но в то же время кажется, что благодаря часам у нее есть право командовать нами, хотя Эрик слишком наслаждается вниманием, чтобы поторопиться.