Желания требуют жертв

— Его дурачили, как это сейчас не в меру принято в коммерческой медицине. Его, Пётр Александрович, заставляли делать много ненужных процедур столетней старухе, которой срок пришёл уходить, якобы чтоб продлить ей жизнь. Какую жизнь, какую жизнь спрошу я вас, ежели она и так здесь порядком задержалась и отпущенное ей время давно вышло? А он им верил, верил всем этим побирушкам медицинским, всё равно, что дитя малое. Он верил, что есть шанс, пусть один из тысячи, и за всё платил, лишь бы не упустить этот шанс.

«Однако как это всё неожиданно, — пронеслось в голове у Кантора, — Софья Павловна несколько иначе освещала эти события».

— Пётр Александрович, вы меня слышите? — чуть громче положенного спросила Ивета, видимо, вид у него сейчас был отсутствующий.

— Вадим Петрович потратил кучу денег на все эти расходы, и тратил он их без всякого принуждения и счёта. Его родственница окончила свои дни не в богадельне, а в самой респектабельной клинике города, в палате утопающей в свежесрезанных цветах. Потому что она их любила всю жизнь.

— Откуда вы это знаете?

— Несколько раз я туда ездила, возила кисель из свежей малины и манго. Сама варила. Вадим Петрович говорил, что после шампанского этот кисель был её любимым напитком. Ну а я что? Мне сказали, я купила фруктов, ягод, наварила, перетёрла, процедила, налила в банку и отвезла. И у меня сложилось впечатление, что Вадим Петрович делал всё, чтобы продлить её дни.

— Вы очень добры, — задумчиво произнёс Кантор.

Ни с того ни с сего ему привиделась тишина стерильной больничной палаты, тоненькая старушка, иссушённая слишком долгой жизнью и пресыщенная всеми вообразимыми излишествами, старушка, утонувшая в подушках и в изнеможении ожидающая свой конец. В её взгляде уже не было блеска живого человека, это была отжившая свой век пожелтевшая парафиновая маска. Рядом с ней сидел молодой мужчина со склонённым профилем, её правнук, и время от времени бросал на неё беспокойные взгляды. Любопытно, они были близки или между ними сквозила отчуждённость в этом простом и замкнутом мире больничной палаты? Как знать, как знать…

— Вы что-нибудь слышали о наследстве, Ивета Георгиевна? — он вдруг услышал, как кто-то задал этот излишний вопрос, но почему-то его голосом, голосом Петра Александровича Кантора.

— О наследстве? О каком наследстве? Нет, об этом мне ничего неизвестно, — от волнения и любопытства она немного зарделась, подалась вперёд и по-кошачьи навострила ушки. — Вы непременно должны рассказать мне об этом наследстве, Пётр Александрович.

— Да я и сам, по правде сказать, ничего не знаю, — неважно соврал Кантор. — По всей видимости, я что-то перепутал.

— Бозе, бозе мой, что же вы творите? — на её лице тут же отразилось разочарование. — Вы ворошите осиное гнездо, Пётр Александрович? — её голос заметно потускнел.

— Не спрашивайте меня ни о чём, Ивета Георгиевна. Я ведь не полицейский, ведущий расследование, а частное лицо. И с моей стороны было бы крайне безнравственно выдавать чужие секреты.

Пётр Александрович допил свой остывший чай, глядя на зардевшееся лицо буфетчицы, поболтал для приличия ещё несколько минут, обменялся с ней теплым взглядом и с любезной снисходительной улыбкой удалился, зная, что очень скоро сюда вернётся для дальнейшего обмена мнениями.

«Для начала было бы неплохо для себя уяснить одну существенную деталь, — рассуждал старый Кантор, медленно проходя к выходу из театра, — это дело рук не профессионала, а скорее новичка, ибо почерк на профессиональный никак не тянет. Зачем связываться с долгодействующими гликозидами? Потенциальная жертва может забыть принять таблетку, или того хуже, внезапно решить, что курс приёма препарата окончен и преспокойно выбросить пузырёк. Опытные в этой области люди действуют наверняка, они не пользуются сомнительными средствами без стопроцентной гарантии результата. Итак, способ выбран ненадёжный, почерк неуверенный. Может ли это говорить о том, что преступник неуверенный в себе человек? Безусловно, может. Самоуверенные люди совершают осмысленные, самоуверенные поступки. А новичок вполне мог поначалу и не осознавать, во что он ввязывается, на что обрекает жертву и себя самого. Если отталкиваться от этой гипотезы, тогда выходит, что Соня Романовская и Ася не подходят под эту категорию, ибо самоуверенности в них хоть отбавляй. Но можно ли исключать их из списка потенциальных подозреваемых? Или пока рано?» Он почти дошёл до входной двери, как почувствовал, что в его мозгу заусеницей сидят шипящие неприятные слова, которые он услышал от инкогнито, шепчущего за спиной в первый день его прохода по длинному коридору. Они, эти самые слова, до сих пор не давали ему покоя, хоть он и гнал их прочь с каким-то странным, необъяснимым недоумением, подкрашенным страхом. Пётр Кантор от самого себя пришёл в замешательство. Он глубоко вздохнул и, поправив в петлице цепочку от часов, остался крайне недоволен своим мыслительным процессом.

XXXIV