Желания требуют жертв

Загорелся красный свет, и старый Кантор послушно остановился на перекрёстке. Соня Романовская, в восхитительной чёрной суконной шляпке и шерстяном леопардовом пальто, отороченном мехом, на высоких лакированных каблуках, уже стояла на светофоре с широко раскрытыми глазами и задумчиво смотрела в пустоту. Она выглядела усталой и несколько лиричной, но отнюдь не потерянной. Пётр Кантор помедлил, ненадолго задержал взгляд на её каблуках. Ничего особенного, каблуки как каблуки, но с самой своей юности, с тех пор как он стал обращать внимание на женщин вообще, он почему-то никогда не доверял женщинам на очень высоких каблуках. Как и всякий молодой мужчина, Пётр Кантор в определённом возрасте поделил женщин на две половины: тёмную и светлую, и всю жизнь придерживался своих взглядов. Некоторые представители сильной половины человечества делят женщин на благопристойных и шлюх, кому-то больше нравится производить раздел на чёртовок и тихонь, кому-то предпочтительнее на злобных стерв и ледяных рыб, как бы то ни было, но с одними невероятно скучно, а другим никак нельзя доверять. Ну что поделать, как говорит Ивета Георгиевна, аз ох-н-вей, и дамы на высоченных каблуках не вызывают у него доверия.

— Пройдёмтесь немного, — решившись, коротко предложил ей старик. Она обернулась, убирая со лба выбившуюся из-под шляпки прядь, равнодушно посмотрела на него, не выказав ни малейшего удивления по поводу его третьего появления в её жизни. Соня сразу же согласилась отстранённым кивком головы, и некоторое время они шли молча, не прерывая тишину ни единым словом. Разве что Соня, с деланной непринуждённостью, позволила себе выкурить тонкую дамскую сигарету.

— Софья Павловна, мне пришла в голову любопытнейшая мысль. Хочу с вами поделиться, если не возражаете.

Она пристально на него уставилась, не удостоив ответом, и тут же отвернулась, словно не найдя в нём и его словах ничего для себя интересного.

— Как вы полагаете, если Вадима Петровича обвинят в убийстве Милены Соловьёвой, то у вас появится шанс занять кресло руководителя театра?

Несколько бесконечных секунд понадобилось Соне Романовской, чтобы подавить свой вспыхнувший гнев и обрести привычное милейшее высокомерие сдержанной светской дамы.

— Подумать только, какое нелестное предположение. Впрочем, вы склонны всё преувеличивать, это ваш конёк, — ответила Соня, поджав подбородок.

— Я тут на досуге подумал, а почему бы и нет? Вы достаточно образованны, опытны, много лет в театре, вы уже работали режиссёром, репетитором, у вас богатая творческая биография. Вы даже выступали в баден-баденском Фестшпильхаусе[20]. Правда, это было до замужества, сгубившего вашу блестящую карьеру музыканта. Сегодня вы довольствуетесь жалкими крохами, прошу прощения за бестактность, но, имея ваш талант и опыт, вы вполне могли бы возглавить труппу и блистать в лучах артистической славы без всякого стеснения. А должность концертмейстера — это, как я понимаю, временное неудобство.

— Многоуважаемый Пётр Александрович, — сурово начала Соня, — об этом не может быть и речи, ибо, во-первых, я не тщеславна и, во-вторых, слишком дорожу своей свободой. Вы плохо разбираетесь в людях. А ваши дилетантские претензии в сыскном деле приводят меня в некоторое замешательство.

— Осмелюсь напомнить, я всего лишь высказал гипотезу.

— Вы пользуетесь варварскими методами, Пётр Александрович. Сначала говорите провокационные утверждения, а потом наблюдаете за реакцией людей. Это бесчеловечно, — её слова сыпались торопливо, словно боялись не поспеть наружу, а глаза сделались дикими, как у маленького хищного зверька. — Да, вы просто жалкий любитель, играющий роль профессионала. Надеюсь, вам известна старая поговорка «слышал звон, да не знаю, где он»? Так вот, это про вас. У вас всё спуталось в голове, и, вместо того чтобы распутывать, вы фантазируете. Только увольте меня от этих фантазий, они меня огорчают. Мне кажется, вы постоянно грешите забывчивостью, но я вам напомню, что Милену никто не убивал, она сама довела свой организм до состояния, непригодного для жизни. А у вас, многоуважаемый Пётр Александрович, судя по всему, навязчивое желание взять закон в свои руки и таким образом подогреть интерес к жизни? Не так ли? — тут она зловеще оскалилась. — Вы пугаете меня, так дело дойдёт до того, что вы меня обвините в убийстве Милены. Я вас боюсь, понимаете, что это значит?!

— Не совсем.

— Дело в том, что я боюсь только душевнобольных, страдающих навязчивыми состояниями.

Пётр Кантор никак не ожидал такой реакции. Он замер в неподвижности и молча слушал её, не смея возражать. Так и стоял лицом к лицу с враждебно настроенной, почти разъярённой женщиной, всё же до того владеющей собой, что он даже почувствовал себя беззащитным, беспомощным старым ребёнком, которому только что вылили за шиворот его пальто кувшин холодной воды. Эта ледяная вода многими струями текла по его спине, заливалась в его рукава и стекала по ногам в самые ботинки.