Желчный Ангел

Неизвестно, чем руководствовался Моня при выборе альбома и фотографии, – то ли длиной истории, то ли эмоциями Адама Ивановича, но самыми любимыми у седого эрдельтерьера были два изображения: вырезанный из журнала портрет фрейлины при дворе Александры Федоровны («Жены Николая I», – пояснял Моне хозяин) и черно-белый глянцевый снимок девушки с теннисной ракеткой в руке. Первая была прапрабабкой Адама Ивановича, вторая – его бессменной бесконечной любовью.

– Это Дина, – в который раз начинал один и тот же рассказ старик.

Моня и сам прекрасно знал, что это – Дина. Знал, что она еще жива, но ни разу не позвонила за последние пятьдесят лет. Хотя куда она позвонит? Хозяин сменил несколько квартир, прежде чем окончательно поселиться в районе ВДНХ. Знал, что любил ее Адам с юности и что жили они в одном доме в провинциальном городе.

«Дом сельского хозяйства» – так называлось монументальное здание, где в тридцатых годах располагались всевозможные зернотресты, свинотресты, пчеловодческие конторы и семенные инспекции, а в Великую Отечественную сюда заселили тысячи эвакуированных граждан из столицы вперемешку с уголовниками, прибывающими из не столь отдаленных мест. Бывшие чиновничьи кабинеты вдоль бесконечных коридоров преобразовались в комнату-хи, разделенные фанерными перекрытиями. На несколько десятилетий подряд дом превратился в гигантский улей, кипящий, копошащийся, жужжащий, жалящий, производящий потомство от воров и головорезов, актрис и академиков, художников и спортсменов в самых разнообразных комбинациях и хитросплетениях.

В одной из комнат на шестом этаже в семье потомственного ювелира Ивана Асадова и жены его Клавдии родился Адам.

«Почему Адам? – удивлялись соседи за фанерной стеной. – Разве нет русских имен?»

Иван объяснял, что род его – старинный арабский, испокон веков занимавшийся ювелирным делом, что дед каким-то образом оказался в России и был ювелиром при дворе Николая I, что полюбил фрейлину, она от него забеременела и родила сына. Со временем арабская кровь все больше растворялась в русской, фамилия «Асад» превратилась в «Асадов», но предание гласило, что каждого первого мальчика в любом поколении должны звать Адамом, как первооснователя рода. Старшего брата Ивана тоже звали Адамом, и сын будет Адамом, как бы нелепо это ни звучало в российской глубинке – в бывшем царстве аграриев и животноводов.

Ответ был основательным, аргументированным, с представлением репродукции картины неизвестного художника, на которой красовалась пышногрудая дама в напудренном парике и с голубым бантом на левой груди – та самая фрейлина, что забеременела от праотца Адама.

– А на банте видите знак с буквой «А»? – не унимался Иван, тыча пальцем в грудь придворной красавицы. – Это шифр – отличительный знак фрейлины. Его тоже мой дед делал, вона сколько бриллиантов!

– Знатная брошка, – цокал языком сосед Насир, вор в законе, только что отбывший десятку за грабеж, – а где сейчас она хранится?

– Да кто ж ее знает… – пожимал плечами Иван. – Говорили, одна из правнучек фрейлины, не от Адама, а от какого-то графа, после революции эмигрировала. А перед этим, спасаясь от погромов, выковыряла из шифра бриллианты и проглотила. Что дальше – не знаю.

– Верный способ, – согласился Насир, – так Веня с пятого этажа делал, когда его мусора завалили на скупке краденого. Срал, правда, потом под контролем жены, но по всем камушкам отчитался.

В итоге к имени мальчика претензий больше не имели. Адам вырос в гигантском улье, впитав в себя все, что могли дать его обитатели. К окончанию школы, как отец, постиг тайны ювелирного мастерства. Как Насир, пару раз участвовал в ограблении магазина. Как Веня с пятого этажа, фигурировал в скупке краденого. И даже любовь свою встретил тут же, в доме сельского хозяйства.

Черноволосая Дина училась в той же школе классом младше, жила двумя этажами ниже, лет до пятнадцати была незаметной еврейской девочкой. Пересекались иногда на лестнице, встречались на улице, виделись на районных праздниках, но интереса друг другу не проявляли. Дина была спортсменкой, занималась теннисом, вместе с ранцем на спине всегда таскала ракетку. Невысокая, коренастая, с крепкими ногами – красавицей не слыла, да и классическому образу физкультурницы не очень соответствовала.

Толчком к высокому чувству стал разговор, невольно подслушанный Адамом в спортзале. В школу часто заглядывали тренеры из разных секций – подбирали себе детей. Теннисный корт находился неподалеку, а потому частым гостем на уроках физкультуры были «ракеточники».

– Да никого ты здесь не найдешь, – говорил физрук высокому мужику, – класс вялый, подготовка слабая.

– Не скажи, – отвечал тренер, – у меня глаз наметан. Вот семь лет назад пригласил Дину Кацман, казалось бы: узкие плечи, широкие бедра, попа тяжелая, росток небольшой, прямо тетя Груша – все против правил, – а гляди ж ты! Лучшая теннисистка города!