Кстати, именно удар током определил материалистический взгляд на жизнь Вадима Казаченко. Трехлетним он дожидался маму в пустой квартире и возился на полу со своим любимым «зоопарком». Из игрушек был только желтый лев, обнаруженный на помойке. На пластмассовой груди красовалась выведенная ножом прорезь: видимо, кто-то пытался сделать из царя зверей копилку. Не вышло – закопали в мусорной куче.
В воображении Вадика желтого льва ранили охотники, и подробности этой охоты он изо дня в день воспроизводил в своих играх. «Тр-тр-тр», – строчил слюнями из рта-пулемета Вадик, одновременно правой рукой пронося животное над ковром-саванной. «Ррыау», – кричал пораженный в самую грудь лев, заваливаясь на бок. «Дершшшись», – кидалась ему на помощь полосатая змея-шнурок. «Затопчу-у-у враго-о-ов», – трубил слон-чайник с наклеенными возле хобота-носика глазами.
Убийцы были растоптаны, вечная рана льва заливалась йодом, отчего со временем стала каштановой, жертва оживала и снова готовилась принять на грудь новую порцию свинцовой дроби или лезвие кухонного ножа. Подруга льва – змея, представляющая собой толстый шнурок от зимнего ботинка, – тоже оказалась не промах. Отведя ей роль разведчицы, Вадик тыкал завальцованную железом морду во все отверстия и промежутки: сливную дыру в ванне, сопло крана над раковиной, рукав маминой кофты, пыльную щель под холодильником.
Однажды объектом разведки стала розетка возле напольного торшера. Две дырочки представились идеальным укрытием, куда можно было спрятать хвост и голову змеи. И, радуясь находке, Вадик сунул в эти отверстия оба железных конца шнурка.
Удар был неожиданным и сногсшибательным. В буквальном смысле мальчик отлетел на два метра, что стало спасением: воткнутая в розетку змея, корчась под током, вспыхнула и загорелась.
Когда вошла мама, стена была обуглена, торшер горел, а пьяный, совершенно обездвиженный Вадик стеклянными глазами наблюдал за пламенем.
Когда пожар был потушен, а ребенок отпоен водой, мама наглухо заклеила синей изолентой все розетки в доме.
– Там живет ток, электричество, поток заряженных частиц, – объясняла мама.
– Но я не знал, – оправдывался Вадик.
– Независимо от того, знаешь ты об этом или нет, ток существует.
Эту мамину фразу Вадик запомнил на всю жизнь. И не понимая, почему цепочка мыслей отправила его в такое глубокое детство с раненым львом и сгоревшей змеею, Казаченко тряхнул головой и снова не своим голосом произнес:
– Он существует. Не требуй доказательств.
– Сильно, – поддержал Адам Иванович, придавая словам совершенно иное значение. – В десятку. Прямо в сердце.
Они пожали друг другу руки, и Вадик стал заходить к ювелиру каждую неделю, наблюдая за тем, как продвигаются работы.
В первый же день прямо на глазах хирурга старик сделал карандашный набросок перстня в нескольких проекциях. Его грифель с завидной скоростью метался по бумаге, рождая все новые изображения.
– Вот этот угол предлагаю сместить сюда, так менее красиво, но удобнее будет сидеть на пальце, – советовал ювелир, тыча стержнем в эскиз.
– Потрясающе, вы настоящий художник! – восхищался Казаченко.
– Я и вправду художник, – улыбался Адам Иванович, – осваивал профессиональный рисунок в Красносельском училище художественной обработки металла, под Костромой. Вторая Строгановка, считай. А потом еще в Москве получил специальность огранщика драгоценных камней. Работал с бриллиантами на гомельском заводе «Кристалл». У меня была интересная жизнь, сынок. Я ювелирку чувствую нутром. Для меня это не просто украшения. Они должны стать частью хозяина, прорасти в его кожу, отражать его характер, его мысли, если хочешь. Моя работа, моя мастерская – это все, чем я живу.
– Понимаю, – кивал Вадим, – я тоже не вижу себя без работы. А какая ваша мечта? Какое украшение вы еще не создали?
– А вот мечта у меня как раз таки смешная. Не связанная с профессией. Хочу в Тибет. Все бросить и уехать к монахам в Тибет. Любоваться на горы и ни о чем не думать.
– Зачем же все бросать? – удивился хирург. – Можно просто поехать туда туристом.
– Туристом неинтересно. Хочу там умереть. Давно порывался, да вот собака у меня старая, эрдельтерьер. Моня. Бросить его не могу.
– Не, умирать не надо. Живите в удовольствие. И псина пусть живет.
– Не обращайте внимания, – грустно усмехнулся Адам Иванович. – Так, брюзжу по-стариковски. Никому в жизни еще об этом не рассказывал… Приходите через недельку, уже можно будет померить отлитое кольцо вчерне[15]
.Вадим торопился. До восьми вечера нужно было зайти в банк, чтобы получить кредит. Он подал заявку несколько дней назад, и сегодня ему пришло одобрение. По пути заскочил в «Пятерочку» за хлебом. Схватил с полки белый батон. На кассе, пока пропускал вперед пожилую даму, взял с витрины пачку мятной жвачки.
– У нас акция, – вяло сказала уставшая кассирша с бейджиком «Оксана», когда Вадим выложил на ленту покупки. – Если возьмете две пачки мятного «Орбита», лотерейный билет бесплатно.
– Мне не нужны две пачки, и лотерейные билеты я не покупаю. – Вадим искал в бумажнике банковскую карту.