Желчный Ангел

– Точно! Вот я дурак, мозги после наркоза набекрень. Когда все заживет, позвоню ему, предложу конвертик. Он в моем дворе живет, оказывается.

– А помнишь, я говорила, что ты потеряешь нечто серьезное, когда раскладывала на исход операции? – Толстухе гудели из всех соседних автомобилей. Она увертывалась от обиженных водил, поднимая в раскрытое окно средний палец с саблевидным красным ногтем.

– Ясен пень… Потерял орган, чо тут удивительного.

– Нет же. Там была другая комбинация карт. Не орган. Без пузыря живут миллионы. Что-то глобальное, жизнеобразующее.

– Ну если ты сама не можешь разгадать свой расклад, я точно не пойму. – Греков до хруста свернул голову назад. – Да оставь ты в покое этого долбоящера! Пропусти его вперед!

– Ага, щаз, пусть пасется! – Подруга была неутомимо азартной.

По спине пронесся мурашковый вихрь. Сергей Петрович боялся Мириных предсказаний. Они сбывались. Собственно, этот факт сделал Миру популярной и финансово независимой. Настолько, что через пять лет практики она купила себе двухсотметровую квартиру на Рублёво-Успенском шоссе, родителей поселила в небольшую двушку рядом с Новым Арбатом и каждые три года меняла автомобили. Картами Таро она увлеклась, отгуляв выпускной в институте. На иностранный факультет увязалась после школы за Грековым. Поступила чудом, окончила с трудом. Способностей к языкам не было – сдувала у Сережи коллоквиумы, списывала на экзаменах. В дипломе – только тройки. Умники посмеивались над ней, предрекая будущее сельской школьной учительницы. Сами себя же мнили послами и консулами. В итоге дипломатом с потока не стал никто, половина подалась в преподаватели, другая – в репетиторы. Первая едва сводила концы с концами, вторая позволяла себе баночку красной икры на Новый год. Мира же вращалась в кругах тяжелого люкса, премиальных брендов и приемов на высшем уровне. Поскольку среди ее клиентов были министры, депутаты, сенаторы, прокуроры, Тхор драла баснословные деньги за расклад. И ей платили. Помимо вызовов в кабинеты Правительства и Государственной Думы, вела индивидуальный прием в районе ВДНХ. Специально выбрала себе место работы недалеко от дома Сережи Грекова. Ежедневно три часа по пробкам ехала с Рублевки и обратно, чтобы только в любой момент быть рядом, выслушать, помочь, приготовить обед. Сергей Петрович не сопротивлялся. Это было удобно. И хотя домработница убирала и варила диетические супы с муссами и пудингами, Мирины котлеты по рецептам Тхоров-родителей не мог повторить никто.

– Я сделала тебе котлетки… – Тарологша открывала телефоном шлагбаум и заворачивала во двор. – На столе лежат, еще тепленькие.

– Муррр, – заурчал Сергей Петрович, – только совсем не хочется есть.

– Ничего, ложечку за ложечкой, кусочек за кусочком. Мне зайти? – на всякий случай спросила Мира, заранее зная ответ.

– Спасибо, дорогая. Я справлюсь.

Сергей Петрович не терпел в своей квартире никого. Мире он давал ключи только в свое отсутствие – поухаживать за Жюли, приготовить вкусняшку. Домработница делала свои дела, пока он тренировался в зале или гулял. В капсулу его одиночества умещалось только одно существо – синеглазая Жюли. Зато, в отличие от назойливых двуногих, ей позволялось абсолютно все.

Не успел Греков переступить порог, Жюли кинулась к нему, путаясь и подрезая, как Мира – автомужиков на трассе. Сергей Петрович споткнулся и чуть не упал, хватаясь одновременно за шкаф и за живот.

– Моя девочка, моя хорошая, соскучилась…

Жюли включила внутренний двигатель и затарахтела на максимальных оборотах. «Моторчик счастья» – так называл способность урчать влюбленный хозяин. Грязным котенком он подобрал ее лет десять назад возле дома. Отмыл, откормил и вырастил капризную принцессу, над которой дрожал и пытался угодить, как король из «Бременских музыкантов». Белая шелковая шерсть стала неотъемлемой частью всех ковров, пледов, костюмов и пуловеров. А также приправой к блюдам и напиткам. Разыскивая в свое время домработницу, Сергей Петрович проводил тест на лояльность к семейству кошачьих. Умение убираться и готовить было вторичным. В итоге победила Люся из Набережных Челнов, которая, появившись на пороге, кинулась к Жюли и завопила: «Какая прелесть!» У Люси часто подгорала курица, да и полы она мыла «на отвали», если не сказать жестче. Но за искреннее восхищение молочно-белой кошкой Греков прощал ей все.