Вот то, о чем я без конца твержу, – любовь и обожание самого себя. Я никогда этого не скрывал. Но Кас сформулировал эту мысль иначе: он сказал, что видит во мне так много себя самого, что начинает больше любить меня. Раньше он в этом никогда не признавался.
Затем Алекс спросил Каса, трудно ли ему в семьдесят шесть лет работать с семнадцатилетним чернокожим парнем.
– Ну, на самом деле, спустя какое-то время после нашего знакомства я перестал думать о нем как о «цветном», как мы привыкли выражаться в дни моей молодости. Меня самого, кстати, в юности часто называли макаронником или итальяшкой, но я никогда не обижался, если только это не произносилось в негативном ключе. Мне было совершенно все равно, как меня величали. Все зависело исключительно от того, как именно это говорилось. Чувствуя, что меня пытаются унизить, я мог разозлиться, и это логично. Поэтому я никогда не думаю о Майке как о черном, или белом, или цветном, или еще что-то в этом роде. Для меня он просто мой мальчик, который рядом со мной.
Я его мальчик! От этих слов у меня потеплело на душе. В очередной раз Кас воспользовался разговором с Алексом, чтобы отправить мне сигнал о своих чувствах.
Однако Алекс хотел получить конкретный ответ на свой вопрос о нашей разнице в возрасте:
– Забудем о белом, черном и о прочей ерунде. Все же, как насчет возраста? Дети теперь стали другими, они уже не те, что раньше. Удается ли нормально, без проблем, общаться с семнадцатилетним парнем? Как у вас это получается?
– Да, полагаю, что я могу нормально общаться с людьми любого возраста – именно потому, что мне семьдесят шесть и я прошел все эти возрастные этапы. Я вырос в очень неблагополучном районе и поэтому знаю, что творится в душе у людей из таких мест. А мальчишки есть мальчишки, и я прекрасно понимаю, какие чувства испытывает Майк. Я в курсе, когда нужно и когда можно немного надавить на него, чтобы он осознал, что требуется изменить в своей подготовке и в своем поведении. Я стараюсь, по возможности, влиять на него. Мне также известно, когда следует остановиться. Я ведь сам был подростком и понимаю, что давление в неподходящее время может спровоцировать обиду, которая только помешает развитию…
Интересно, это когда же Кас останавливался в своих нотациях? И с чего вдруг такие люди, как Атлас, считали, что он благоволит мне? Это они никогда не присутствовали при нашей с ним беседе с глазу на глаз. Кас никогда просто так не умолкал. Он был клубком противоречий, и я ушам своим не поверил, когда он произнес те слова.
А он продолжал:
– И я стараюсь не только достичь хороших результатов, но и сделать это как можно скорее, потому что не знаю, как долго еще проживу. Надеюсь протянуть до того времени, когда Майк добьется успеха. Это та мотивация, которая поддерживает меня. Это тот интерес, который пока еще остался в моей жизни… Я часто говорю Майку: «Знаешь, я многим тебе обязан!»…
Вот это новость! Никогда! Он никогда не говорил мне, что чем-то мне обязан!
– …Да, именно так и говорил: «Я многим тебе обязан». Но он не понимал и до сих пор не осознал, что я имею в виду. Поэтому я собираюсь объясниться сейчас, в вашем присутствии. Если бы не он, вероятно, меня сегодня уже не было бы на этом свете. Тот факт, что Майк рядом и занимается тем, чем занимается, причем делает свое дело очень хорошо, постоянно совершенствуясь, дает мне мотивацию и интерес к дальнейшему существованию. Я верю, что человек умирает, когда больше не хочет жить. Природа намного разумней, чем многие думают. Мало-помалу мы теряем друзей, о которых заботились, постепенно утрачиваем стремление познавать новое и в конечном итоге задаем себе вопрос: «Ну какого дьявола я здесь делаю?» Мы обнаруживаем, что у нас больше нет поводов оставаться на этой земле. Но у меня пока такая причина есть, потому что здесь Майк. Он – то, что держит меня на плаву.
В каком-то смысле Кас этими речами оказывал психологическое давление. Вместе с тем его откровения воодушевили меня. Я впервые услышал от него, что, оказывается, продлеваю ему жизнь. Мы никогда не обсуждали столь личных вещей. Он говорил о боли, о моих мыслях, чувствах и переживаниях, о моей семье, о том, как умирали близкие мне люди. Однако в основном мы беседовали о той миссии, которая выпала на нашу долю, и о моем великом предназначении. Кас никогда не делился со мной тем, как много я для него значил. Он воспринимал меня как исполнителя. Я получал любовь от Камиллы, в то время как Кас всегда учил, что не следует иметь эмоциональных привязанностей. Утверждение о том, что, не будь рядом меня, его самого уже не было бы на свете, на самом деле ничего не значило. Кас запросто мог вначале сказать что-то приятное, а затем обрушить на тебя совершенно противоположные эмоции. Не в его правилах было заморачиваться строгим соответствием слов и поступков. Его комплименты вовсе не означали, что он обожает тебя или хочет показаться милым. Он просто видел вещи такими, какие они есть, и говорил о жизни правду.