- Я, Вель, - прошелестело снаружи.
Далибор, почти не дыша, снял тяжелый дубовый запор, вышел из нумаса, двинулся за своим дружинником. Было еще темно, однако чувствовалось приближение утра: на самом горизонте разливалась легкая розовость.
У сожженных городских ворот княжича уже ждала безмолвная дружина. Копыта у лошадей были обернуты пластами мха и полотняными лентами.
- Войшелк здесь? - негромко спросил Далибор.
- Здесь, - был ответ из темноты.
Чувствуя, как пересыхает в горле, он спросил еще тише:
- А княжна Ромуне?
- И княжна здесь.
Вель подвел княжичу коня. Далибор в порыве нахлынувшей легкости тут же очутился в седле. Конь, узнав хозяина, по которому успел соскучиться, хотел было заржать, но Далибор одной рукой натянул поводья, а второй ласково и в то же время требовательно зажал ему храп. Горячий воздух из трепетных конских ноздрей обдал ладонь.
Четверых воев-дозорных, охранявших ворота, связали, заткнули им рты и одной длинной просмоленной веревкой примотали к опаленному давешним пожаром священному дубу. Все это проделывали в полном молчании. Осторожно ступили в зябкий утренний туман кони. И все же, как ни старались, без шума не обошлось. Далиборов конь разбудил, сорвал с гнезда здоровенного глухаря. Тот с гулким хлопаньем крыльев пронесся устрашающей тенью низко над землей. Кони в испуге захрапели.
- Пошли! Пошли! - прокричал воевода Хвал, и все беглецы как один дали коням шпоры, дали волю их быстрым ногам. Тут уже было не до осторожности. Казалось, топот копыт, голоса дружинников летят под самые облака, что чистым перламутром занялись над темной землей. Одна мысль была у всех и каждого - только бы отъехать подальше от Руты, только бы не села на хвост погоня.
Путь держали в сторону Новогородка. Туго приходилось коням, но их не жалели. Потом, когда можно будет прервать этот безумный бег, когда расправит светлые крылья новый день, на своих родных лугах получишь роздых, верный друг и спаситель.
Вынеслись на поросший лесом холм. Всё внизу, как молоком, было залито туманом, дали же открылись для глаза.
- Погоня! - оглянувшись, выкрикнул Вель.
Далибор выхватил из ножен меч. Лезвие было в чистой утренней росе. "Как там Ромуне? - пришло вдруг беспокойство. - Только бы не отстала". Он еще не видел в эту ночь юную княжну и ее брата. Не отыскал их глазами и сейчас. Зато в какой-нибудь версте различил конную лаву преследователей. Они кричали, размахивали мечами, чадящими факелами.
- Не догонят. Кони у них недомерки, - уверенно сказал Вель.
Какое-то время спустя большая часть догонявших остановилась. Стали разворачивать коней. Лишь человек тридцать с возросшей яростью продолжали погоню. Это был разгоряченный Эдивид с его личной охраной. Эдивид поклялся, что умрет, но вернет обратно Ромуне. Он вне себя нахлестывал коня и кричал:
- Войшелк! Трусливый отпрыск Миндовга! Стой! Хочу, чтоб ты отведал, как сладок мой меч!
Далибор не переставал высматривать среди своих Войшелка с Ромуне и пока что не находил. Нелегко было на полном скаку в частом кустарнике разглядеть человеческое лицо. Мокрые ветки секли, хлестали по лицу, и он, как все, мчался с зажмуренными глазами, чтобы не воротиться в Новогородок кривым или слепым.
Наконец вырвались на травянистую луговину, сплошь усеянную скользкими от росы мелкими камнями. Копыта защелкали по этим камням. И тут один из коней, подломив ногу, грудью поехал по траве. Светловолосый сухощавый наездник кубарем скатился с него.
- Ромуне! - вскричал Далибор.
Он догадался, учуял сердцем, что именно с нею стряслась беда. Придержал, развернул своего коня, помчался к ней. И увидел Войшелка. Рутский княжич уже спрыгнул на землю, держал сестру на руках. Глаза у нее были закрыты. Но вот она через силу разлепила их, увидела брата с Далибором и виновато усмехнулась.
- Где мой конь? - спросила.
Конь ее лежал неподалеку. На знакомый голос жалобно заржал, сделал попытку подняться, но не смог.
На глаза у Ромуне навернулись слезы. Но она, устыдившись Далибора, смахнула их кулачком.
Погоня тем временем приближалась. Уже было видно красное от гнева и пота лицо Эдивида. Новогородокские дружинники, промчавшись с полсотни сажен, заметили, что Далибор и Войшелк с Ромуне отстали, стали осаживать коней.
- Войшелк! - по-турьи круша на своем пути кусты, кричал Эдивид. - Отведай моего сладкого меча!
Лицо у Войшелка передернулось, потемнело. Он был не из тех, кто пропускает оскорбления мимо ушей. В мгновение ока вскочил в седло, оставив Ромуне на попечение Далибора.
- А мой меч горек, поэтому обойдусь секирой, - прокричал он. - Кто меня ищет? Я - Миндовгович! Кто хочет увидеть, какого цвета у меня кровь?
Они сошлись, столкнулись грудь в грудь на сыпучем рыжем песке, поросшем жестким сивцом. Эдивид бросил своего коня навстречу противнику, со свистом рассек воздух широким мечом. Войшелк встретил его ударом секиры и с потягом чуть не выдернул, не выбил из руки меч.