Железный герцог

Сведения о том, кто, помимо леди Френсис и Веллингтона, присутствовал на этом мероприятии, противоречивые. Оно и понятно: история взаимоотношений юной замужней леди и герцога довольно скандальная. Верить кому-то трудно. Ясно только, что они были не одни, гостей минимум ещё трое. Точно – миссис Шелли, подруга леди Френсис. Как раз по ее утверждениям герцог за обедом несколько раз всплакнул и произнес фразу, ставшую легендарной. «После проигранной битвы выигранная – самое большое несчастье на свете».

Говорил ли Веллингтон нечто подобное? Точно мы, опять-таки, не знаем, но почти в любой книге о герцоге вы ее увидите. И едва ли не в каждой второй – другую, якобы произнесенную на том же обеде. «Надеюсь, это была моя последняя битва».

Что ж, про «последнюю битву» в первые недели после Ватерлоо он скажет ещё не раз. Я бы доверился командиру конной артиллерии Веллингтона, полковнику Огастасу Фрейзеру. Он довольно близкий герцогу человек, к тому же известный правдоруб. Фрейзер слышал, как Веллингтон говорил про «надежду» и «последнюю битву». И даже отреагировал: «Если вы так считаете, сэр, тогда и мы надеемся, что так и будет».

…A The Waterloo Dispatch Веллингтон дописал всё-таки на месте событий. Так правильно…

Глава вторая Оккупация – дело неблагодарное

Капитан Мерсер вошел во Францию теперь уже в составе оккупационной армии. Наполеон второй раз отречется от престола, он сдастся в плен англичанам, англичане, с полного одобрения союзников, отправят его на остров Святой Елены. Вот теперь уже действительно всё кончено.

Мир? Грохот пушек при Ватерлоо – это и салют, ознаменовавший начало новой эпохи?

Она началась, правда. Общая цель достигнута, и в наступившей тишине жители континента быстро осознали, что они больше не союзники, а англичане, русские, немцы… Их собственные заботы вышли на первый план, однако те, кто находился у власти, отнюдь не сразу поняли, что возврата к добрым старым временам уже всё равно не будет.

Понадобится ещё тридцать лет для того, чтобы революционный кризис 1848–1849 гг. окончательно развеял иллюзии людей, тщетно пытавшихся заставить Европу жить по безнадежно устаревшим законам.

Эти тридцать лет вместили в себя яркие примеры разрыва между формой и содержанием, как в случае с любимым детищем Александра Первого, «Священным союзом», крах реакционеров по убеждениям, подобных Меттерниху, отлично знавшему – то, что он делает, плохо; и фиаско Веллингтона, искренне считавшего, что уж он-то не желает ничего, кроме добра, ни британскому народу, ни Европе.

По-человечески жаль Железного герцога, он вызывает куда больше симпатий, чем тот же Меттерних, но факт остается фактом. После Ватерлоо они оказались в одной лодке, среди тех, кто не видел разницы между реформой и революцией. В оправдание Веллингтону можно лишь сказать, что точно так же он и не вдавался в тонкости различий между лозунгами «Свобода! Равенство! Братство!» и криками «Да здравствует император!».

…Судьбу Франции решали страны Седьмой коалиции. Мнение Талейрана, возглавившего вместе с Фуше Временное правительство, не интересовало никого. «Почти друг» Талейрана Меттерних пишет Талейрану письмо-приказ: «Немедленно верните короля во Францию… Постарайтесь, чтобы он выглядел как хозяин собственной страны, а не как человек, вернувшийся с помощью иностранных армий».

Смешно… Как ещё он мог выглядеть? По Парижскому договору союзников на Францию наложена контрибуция, на территорию страны вводится оккупационная армия. Австрийский князь Шварценберг сразу заявил, что Веллингтон не только идеально подходит на роль ее командующего, но и единственный, кто мог бы ее с успехом сыграть.

Герцогу предложили – он согласился. С этого момента он начинает зарабатывать себе новую репутацию – отъявленного реакционера и душителя свобод. Если бы сразу после Ватерлоо он отошел от дел…

Он даже не собирался. С его стороны это выглядело бы, по меньшей мере, странным. Он человек деятельный, энергичный, абсолютно здоровый и совсем не старый. С какой стати ему уходить на покой?

Веллингтон вполне искренне полагал, что он может принести много пользы. Я могу констатировать, что пользы от него было гораздо больше, чем вреда, вы даже сами в этом убедитесь. Но – время… Время такое, что никто не видит полутонов, всё либо белое, либо черное.

Это время называют реакцией. Слово точное во всех его смыслах. Есть люди, которые олицетворяют собой время. Веллингтон – в их числе. Точка? Нет, мы всё же поговорим о полутонах. Коротким разговор никак не получится, придется даже его на темы разбить.