Железный герцог

«Его (Веллингтона. – М.К.) величие – результат нескольких выдающихся качеств. Простого, без примеси тщеславия характера, трезвой уверенности в себе, жесточайшей правдивости, необыкновенно развитого чувства долга и лояльности, что делало его послушнейшим из граждан. Корона никогда не имела более верного, преданного и бескорыстного подданного».

Это, пожалуй, всё, что нужно знать о Веллингтоне-политике. «Набор», может, не совсем полный, но в целом – правильный. Нуждается лишь в незначительном дополнении.

Взгляды Веллингтона во многом сформированы войной. Он полагал (имея на то некоторые основания), что войну выиграла аристократия и хотя бы по этой причине нация в долгу перед ней.

Он не видел в аристократическом парламентаризме ничего плохого. Герцог – человек рациональный, из тех, что не ищут добра от добра. Если он считал что-то полезным и необходимым, то готов был пойти на перемены. Так получится с Актом об эмансипации католиков. Хотя реформы он не любил.

Фактор времени… В нем и кроется главная слабость Веллингтона. Он безнадежно отстал. Многое его извиняет, но в совокупности – ничто не прощает. Его просто жаль…

…Наверное, герцог не то чтобы добился большего, но, по крайней мере, не подвергался бы столь сокрушительной критике, если бы он был человеком партии. Однако, считаясь тори, он им, в известной степени, не являлся. Более того, он демонстрировал неприязнь к партийным делам, и его позиция – быть выше суеты – явный анахронизм.

Кроме того, нужно честно признать, Веллингтон изрядно надоел всем, включая товарищей по партии, постоянными разговорами о джентльменстве. Он ведь даже Каннинга подозревал в том, что тот – не джентльмен. Что, однако, не помешало герцогу убедить членов парламента в необходимости увеличить размер пенсии семье Каннинга.

И Веллингтону сильно мешало его генеральство. Строки из его письма леди Сэйлсбери: «Кто-то в кабинете желает одного, кто-то – другого. Они могут согласиться со мной утром, а вечером вдруг начинают чудить, приводя в расстройство весь план. Я не привык к подобным вещам, я обычно вел дела иным образом. Собирал офицеров, предлагал им свой план, они его беспрекословно выполняли».

Он не только пытался командовать, он ещё и всячески демонстрировал превосходство над окружающими. Что главное для политика? Удержаться на должности. Веллингтон – 25-й премьер. А Победитель Наполеона всего один. Был, есть и будет. Герцог никому не давал забывать об этом.

Веллингтон сформировал кабинет. Сразу отметим, он не включил в его состав не только никого из клана Уэлсли, но даже просто близких друзей.

Солидное правительство состояло по большей части из тех, кого хотела партия и в меньшей степени из креатур короля.

Элизабет Лонгфорд, автор самой популярной биографии Железного герцога, сразу отмечает, что в кабинете министров было соотношение семь к шести в пользу «католиков». «Католики» в данном случае – просто ярлык, для удобства. Первое большое дело Веллингтона-премьера… Которое очень наглядно демонстрирует – не такой уж он и реакционер.

Наряду с лозунгом реформы в Британии уже давно (и очень настойчиво) звучали призывы предоставить политические права католикам. Монархи из Ганноверской династии были ярыми адептами протестантской веры и официальной церкви. Моральные устои Георга IV совсем не вписывались в протестантскую этику, что не мешало ему демонстрировать решимость не идти ни на какие уступки католикам. Об этом перед смертью попросил его и брат, герцог Йоркский. Король полагал, что уж в лице-то Веллингтона он получит союзника в болезненном для общества вопросе – и просчитался.

Британцами никогда по-настоящему не овладевал «бес имущественного равенства», но в вопросах равенства гражданского и политического они проявляли всё большую настойчивость.

Хотя католическая проблема могла и не стать столь острой, если бы не Ирландия, вечная головная боль британских властей. Этот народ в те времена был почти всегда готов если не к революции, то уж к массовым беспорядкам – точно. Иметь дело с раздраженными до крайности ирландцами – занятие опасное. Накормить их предоставление политических прав не могло, а успокоить – вполне.