Железный герцог

Маленький городок близ Лиссабона, известный лишь тем, что там находилась летняя резиденция короля, прославится на всю Европу. Для англичан это совсем не та слава, о которой стоит мечтать. Для Веллингтона – возможно, худшая страница в его биографии. Вот что произошло.

22 августа наконец прибыл генерал Далримпл, главнокомандующий. Трусливый и бездарный человек, который и на поле боя-то не бывал уже много лет. Он видит армию на следующий день после битвы. Раненые, грязные солдаты, легкий хаос… Понятная, в общем-то, картина. Но сэр Хью приходит в ужас! Какое преследование?! Спасибо генералу Баррарду, он спас армию от уничтожения! Уэлсли снова предлагает идти на Лиссабон? Да он с ума сошел!

Артур Уэлсли хотел даже покинуть армию. Однако быстро отбросил пораженческие настроения. Это его армия, его солдаты. Только он – не главнокомандующий. Странная, по-британски идиотская ситуация. Командующих – трое, решающее слово – у одного, отвечать придется всем вместе.

Жюно, как к нему ни относись, понимал, что оказался в крайне сложной ситуации. Начни англичане с португальцами наступление, и он вряд ли смог бы отбиться. Жюно послал генерала Келлермана с предложением провести переговоры.

Келлерман сообщил Далримплю и Баррарду приятную новость – французы готовы покинуть Португалию. Переговоры продолжились, результатом их и стало подписание печально знаменитой конвенции Синтры. Сохранять интригу не будем, сразу перейдем к этому уникальному документу. Уникальному, потому что ничего подобного история не знала.

Некоторые историки почему-то называют конвенцию «капитуляцией Жюно». Однако слово «капитуляция» в документе не употребляется ни разу. Более того, когда уже в Синтре к переговорам подключился сам Жюно, он сразу же сказал Баррарду и Далримплю: «Не думайте, что вы делаете мне одолжение: если так, то я не признаю ничего ни от вас, ни от кого бы то ни было в мире. Если вы заинтересованы в его подписании меньше меня, то скажите лишь слово, и моя игра сделана: я разрываю договор, я сжигаю флот, арсеналы, таможню и все склады, я взрываю форты и все сооружения, уничтожаю артиллерию, начинаю оборонять Лиссабон… я заставлю вас потоками крови заплатить за каждую улицу, я прорвусь сквозь вашу армию или же, уничтожив всё, что будет в моих силах, похороню себя и остатки моей армии под руинами последнего городского квартала, и тогда мы посмотрим, что вы и ваши союзники выиграете, доведя меня до этой крайности. Наша партия мне видится равной, когда в обмен на мою армию я оставляю вам одну из первых столиц Европы, важнейшие учреждения, флот, 5000 испанцев, много денег и все богатства Португалии».

Зная Жюно, мы можем сказать, что, скорее всего, он бы так и поступил – сжег бы всё. Английские генералы задумались, но дальше, дальше-то что было? Никогда победившая армия, имея на руках все козыри, не подписывала с проигравшими договоров, которые бы так много давали побежденному противнику.

В конвенции 22 статьи, суть их такая. Французы эвакуируются на беспрецедентно почетных условиях. Они не считаются военнопленными, по возвращении на родину могут сразу продолжить военную службу. Вывозят всю амуницию и оружие, и даже лошадей. Теперь самое главное. Эвакуация осуществляется на английских кораблях!

Жюно сделал нечто невероятное, но Наполеон не признавал почетных поражений. На мечтах друга императора стать маршалом был поставлен жирный крест.

А что же английские участники драмы? С Далримплем и Баррардом всё понятно. Само слово «эвакуация» произвело на «старых джентльменов», как их называл генерал Уэлсли, магическое воздействие. Они были готовы на многое, да что там, на всё. Но как же сам генерал Уэлсли?

Когда в Синтре португальские союзники начали предъявлять претензии генералу, он резко ответил: «Я не сидел за столом переговоров, мой вклад – присутствие на поле боя и победа».

Да нет, сидел. Правда, уже на завершающем этапе. Он даже пытался возражать, но быстро сдался. Скажем мягко, не проявил свойственной ему принципиальности. И совершил, что вообще ему несвойственно, крайне необдуманный поступок.