Железный герцог

Растерянный дирижер посмотрел на Константина – и продолжил играть вальс. Разгневанный Стюарт поинтересовался: «Кто здесь настаивает на этом?» – «Я», – ответил Великий князь. «Только я отдаю приказы в моем собственном доме, – надменно заметил сэр Чарльз, – играйте кадриль». Константин немедля ушел, забрав с собой всех русских.

Вышел большой скандал, хотя и обошлось без серьезных последствий. Веллингтон понял, что договариваться союзникам будет трудно. Вскоре он в этом убедится воочию.

Герцог пробыл в Париже всего ничего, как вдруг поступило новое распоряжение от Каслри. Отправляться со срочной миссией в Мадрид, где разразился острый политический кризис.

Конфликт между вернувшимся в Испанию Фердинандом VII и сторонниками конституции был неизбежен. Он и случился. Младший брат Веллингтона, Генри, который теперь был послом в Испании, попытался выступить в роли посредника в его урегулировании, но его авторитета явно не хватало. Генри обратился к Каслри, Каслри – к Веллингтону. Герцог приехал в Мадрид в качестве тяжелой артиллерии и снова оказался перед судом истории.

Веллингтона приняли с королевскими почестями. По всем улицам, где он проезжал, выстроили войска. Так действительно встречают только монархов. Он по-прежнему феноменально популярен в Испании, и каждая из противоборствующих сторон рассчитывает на его поддержку. По факту, Веллингтон поддержал «плохих». Его репутация «отпетого реакционера» продолжала укрепляться.

…Цену испанскому монарху Веллингтон знал очень хорошо. В своих письмах он не раз называет Фердинанда полным идиотом. Сторонники конституции, как мы знаем, ему тоже не нравятся. Кто сейчас помнит о том, что и герцог, и его брат изо всех сил пытались убедить короля не упразднять конституцию? Установить конституционную монархию, но с довольно широкими полномочиями монарха? Что Веллингтон фактически спас от смерти нескольких либералов? Да никто.

Зато все знают, что вскоре после отъезда Веллингтона в Испания воцарилась реакция. А что он предложил? «Пусть они сами разбираются!» Фердинанду этого хватило для победы.

Веллингтон вернулся во Францию. 30 мая был подписан Парижский мирный договор. Францию вернули к границам 1792 года, власть закрепили за Бурбонами. Договор оставил больше вопросов, чем ответов.

…Наполеон на Эльбе ведет себя хорошо. Занят делом, дороги начал строить. Пора и его победителям заняться чем-то полезным. В столице Франции как-то не получается. Каслри пишет премьеру Ливерпулю: «Париж – плохое место для дел».

Глава вторая Безделье в Париже, дела в Вене

В Париже Веллингтон поселился в бывшем доме Полины Боргезе, любимой сестры Наполеона. Говорят, он даже его купил. Неважно. В великолепном дворце он прожил до января 1815 года.

С ним теперь его семья: жена и дети. Он впервые получил возможность заняться воспитанием сыновей, но это занятие точно его не поглощало. Когда-то его холодность была по большей части напускной, сейчас – почти естественным состоянием. Он так привык играть роль главнокомандующего, что просто не понимал – с детьми не стоит быть ни генералом, ни тем более сержантом.

В общем, с семьей он время проводил, но и находил возможности для свиданий с Джузеппиной Грассини, оперной певицей, некогда – возлюбленной Наполеона. Ещё не встретившись с императором на поле боя, Веллингтон, в каком-то смысле, сумел с ним «породниться». Грассини, однако, пришлось покинуть Париж. Королю Людовику XVIII не очень нравилось, что экс-любовница Наполеона пользуется большой популярностью в народе. Был ли Веллингтон недоволен? Об этом мы не знаем.

Зато мы знаем другое. Что время было очень странным. Победа над Наполеоном означала ведь и конец страшной революции. И сейчас речь идет не только о послевоенном устройстве, но и о послереволюционном. А это далеко не одно и то же.

По идее, Веллингтон и Каслри должны выглядеть едва ли не якобинцами. Как иначе? Сейчас они представляют точно самую демократическую страну в Европе. Оба – убежденные сторонники конституционной монархии. Но оба – ярые патриоты своей страны. Давайте я даже скажу точнее – английские националисты. Если ради интересов Британии нужно быть с реакционерами, они будут. В отношении либералов – то же самое. Разве их вина в том, что на континенте с либералами дела обстоят плохо? Их беда в том, что в Англии с либералами как раз все хорошо.

В результате позиция, в которой много здравого смысла (вот чего и у Каслри, и у Веллингтона хватало в избытке) будет подвергаться резкой критике на родине, а в Европе у немалого числа людей вызывать недоумение.

Это пространное объяснение необходимо для того, чтоб понять: два человека, определявшие характер британской дипломатии в критический для Европы момент, не могли предложить континенту ничего, кроме последовательности. Ее они и предложили.